Что же касается версии об изначальной ненависти Софьи Алексеевны к Наталье Кирилловне, укоренившейся в сознании историков под влиянием авторитетного мнения С. М. Соловьева, то, как отмечалось выше, для подобных чувств не имелось никаких причин, поскольку падчерице и мачехе до поры ничего было делить. Приход в царскую семью Натальи только улучшил положение Софьи и ее сестер, ощутивших первый ветерок свободы в затхлом теремном заточении. Теперь же прежние строгие порядки возвращались в царскую семью вопреки воле юного царя, и Софья не могла об этом не сожалеть. Кроме того, царевна вряд ли была готова поддерживать во всех делах Ивана Милославского, который, если судить по дальнейшим событиям, по-человечески был ей антипатичен. Однако всё это лишь предположения — об истинных мыслях и чувствах юной Софьи, к сожалению, никто не знает.
В последующие три года наиболее влиятельными фигурами при дворе являлись царевна Ирина Михайловна, Иван Милославский, Богдан Хитрово и князь Юрий Долгорукий, уравновешивающие друг друга на вершине власти. Вдовствующая царица Наталья Кирилловна оставалась в Кремлевском дворце с детьми Петром и Натальей (младшая дочь Феодора умерла 28 ноября 1677 года в трехлетнем возрасте). Ей был выделен маленький, но достаточный штат придворных, так что ни она, ни младшие дети покойного государя ни в чем не нуждались. Царь Федор не любил Наталью Кирилловну, но к братику и сестренке относился с нежностью и теплотой.
В летние месяцы вдовая царица с детьми спешила уехать из столицы в подмосковную резиденцию — Воробьево или Преображенское. Второе село со временем стало основным местом ее пребывания. Здесь на деревенских просторах рос будущий император Петр Великий, на всю жизнь сохранивший любовь к природе и ненависть к замкнутому и церемонному быту Кремля. Преображенскому вскоре суждено будет войти в русскую историю в качестве своеобразного символа борьбы Петра за власть и места рождения русской гвардии.
Важнейшим внешнеполитическим событием царствования Федора Алексеевича стала война (1677–1681), которая началась нападением объединенного войска турок и крымских татар на обороняемую русскими войсками крепость Чигирин на Правобережной Украине. В ходе кампании 1677 года крепость выдержала трехнедельную осаду шестидесятитысячной вражеской армии, а 28 августа войска под командованием боярина князя Григория Григорьевича Ромодановского и малороссийского гетмана Ивана Самойловича разгромили турецко-татарские силы. Однако в июле 1678 года 80 тысяч турок и 30 тысяч крымских татар вновь появились под Чигирином. После нескольких сражений с войсками Ромодановского и Самойловича они предприняли штурм крепости и сумели овладеть частью города. В ночь с 11 на 12 августа русские полки вынуждены были покинуть почти полностью разрушенный Чигирин. За сдачу крепости Ромодановский впоследствии незаслуженно подвергался обвинениям в предательстве, которые в конце концов и привели к его гибели во время майского мятежа 1682 года. Однако в действительности Чигирин был оставлен в соответствии с личным распоряжением царя Федора.{40}
Военные расходы вызвали увеличение налогового бремени. В августе 1677 года государство было вынуждено отменить церковные «тарханы» — освобождение от налогов вотчин духовных землевладельцев. С архиереев и монастырей начали брать «запросные деньги» на жалованье ратным людям. С Троице-Сергиева монастыря взяли десять тысяч рублей, с Валдайского Иверского монастыря — тысячу, с Успенского Тихвинского — 300 рублей и т. д.
Примечательно, что монахи Иверского монастыря при этом попытались прибегнуть к заступничеству царевен. В конце февраля — начале марта 1678 года они обратились с просьбой к игуменье Новодевичьего монастыря, «чтоб она побила челом благоверным царевнам». Та побывала в кремлевской резиденции, где просила царевен похлопотать за иверских монахов, «и благоверные де царевны Евдокия и София Алексеевны реклися брату своему великому государю о тех наших делах заступить во благополучное время, а ныне де не время, потому что готуются к Божественным Тайнам». Историк П. В. Седов, обнаруживший процитированный документ, отметил: «Этот новый факт является первым известием об участии царевны Софьи в политической жизни… Очевидно, монахи… были осведомлены о том, что царевна играет важную роль при дворе и способна повлиять на юного государя».{41}