— Ну вот, — подбадривая себя, Алька делала один осторожный шажок за другим. — И совсем ты и не страшная, да? Вооот. Я так и знала. Хорошая славная козочка. Ты, главное, стой вот так, а я тебя дергать… то есть доить буду. Сейчас.
Для дойки у самого заборчика стояла низенькая скамеечка, сидеть на которой можно было только скрючившись в три погибели. Осторожно подтянув скамеечку к козе и поставив под вымя ведро, царевна завернулась крендельком и кое-как уселась. Коза, по-прежнему не двигаясь с места, с усталым любопытством наблюдала за ее манипуляциями.
— Ну вот… как там Савелий показывал? Сначала помять… Как ее мять-то? А потом… потом за вот здесь дергать, да?
Накануне богатырь не только при ней подоил козу, подробно все объясняя, но и дал Альке самой попробовать — осторожно взяться за соски и потянуть. Потом, правда, она руки сразу отдернула, вытирая их о подол, и тут же спрятала за спину. Но теперь-то деваться некуда — Савелия рядом нет.
Наконец решившись, Алевтина крепко зажмурилась, резко выбросила вперед руки и крепко схватила козу за вымя.
Коза от неожиданности подскочила на месте, едва не опрокинув царевну вместе со скамеечкой, и жалобно взблеяла.
— Ой! — Алька сначала испугалась, а потом снова разозлилась. — Ты чего это? А ну не смей ронять мое высочество! Рога обломаю!
На этот раз осторожно она снова взялась за длинные соски на набухшем вымени и медленно потянула. В ведро брызнула тонкая струйка молока. При этом царевна так удивилась, как будто не этого и добивалась.
— Ой! Это что же… получается?! — от радости она снова дернула посильнее, и коза снова подскочила — но на этот раз одними задними ногами, прицельно сбив ведро прямо на царевну. Молока в нем было немного, так что только подол чуть намок, зато Алька на этот раз все-таки опрокинулась со скамеечки. Впрочем, она тут же с рычанием поднялась, а коза, снова жалобно заблеяв, слегка отступила.
Когда грязная по уши, покрытая наливающимися синяками и совершенно озверевшая царевна зашла в дом, богатыри успели не только закончить свои занятия, но и приготовить завтрак — котел с кашей уже исходил ароматным паром на столе. Вокруг него были расставлены четыре тарелки — на всех едоков, а мужчины рассаживались по скамьям.
Оглядев безумным взглядом эту картину, Алька шмякнула ведро об пол и уперла руки в боки. На дне как будто что-то плескалось.
— Молочка вам принесла, — свирепо сообщила она. — К завтраку. Чего вам тут еще надо? Полы помыть? Новый дом построить?
Богатыри дружно смотрели на нее и молчали.
— Может, огород прополоть? — разошлась Алевтина. Какие-то вроде бы она видела за амбарами грядки.
— Убью, — негромко, но оттого особенно проникновенно сообщил Ратмир. И едва взглянув на него, Алька как-то сразу догадалась, что предупреждать его насчет цареубийства не стоит.
— Ты бы, царевна, умылась, — кашлянул наконец Савелий. — Вот водичкой холодной ополоснешься, сразу и жить легче станет…
Не говоря больше ни слова, царевна резко развернулась и вышла.
— А зачем ты ей поручил-то вот это все? — несмело спросил Светик у старшего товарища по отряду. — Ну… с козой и вот с курами. Ну, ясно же, царевна все ж, не царское оно дело…
— Совсем без дела оставлять тоже никак неможно, — вздохнул Савелий. — Не то она, чего доброго, и впрямь возьмется восстание поднимать. Я даже не удивлюсь, коли и подымет.
Ратмир, выбравшись из-за стола, подошел к ведру и заглянул в него. На самом донышке и впрямь обнаружилось молоко — правда, какое-то подозрительно сероватое, будто вперемешку с грязью. Не отрывая от него задумчивого взгляда, колдун протянул:
— Я вот тут подумал… может, царевне стоило бы еще немного поспать… и выспаться?
— Немного — это сколько? — крякнул заместитель старшины.
— Ну… — колдун ковырнул носком сапога пол, — пока нужда ее прятать не отпадет?
— Царица осерчает, — с сожалением снова вздохнул Савелий. — Неможно…
Глава пятая, в которой повествуется о благодарности царской семьи
День только начинался, а царевна уже чувствовала себя так, будто одна сразилась с десятком чудовищ. Собственно говоря, так оно и было. Десяток — не десяток, но…
Алька вздохнула. Умывание действительно помогло, и собственная вспышка стала казаться глупой и стыдной. Сама вызвалась, сама набедокурила, сама разозлилась… богатыри-то причем? И вот как теперь им на глаза показываться?
Она уныло рассматривала собственное отражение в ушате с водой. Переодеться бы — сарафан теперь выглядит ничуть не лучше, чем ее прежнее платье. А уж пахнет…
Но для переодевания придется как-то пройти через переднюю, где сидят мужчины, в свой угол за занавеской. А еще уже и кушать хочется… как ни крути, в дом возвращаться придется.
В конце концов царевна все-таки решилась — прошествовала мимо богатырей, гордо вздернув голову, но красная, как мак. Воины не смеялись над ней, да и вовсе особенного внимания не обратили, продолжая мирно беседовать между собой. Будто так и надо. Пошуршала за своей загородкой, переодеваясь.
А потом присела на узком ложе, не зная, как быть дальше. И почти в тот же миг ее окликнул голос Савелия:
— Алевтина Игнатьевна! Уж не побрезгуй нашей трапезой. Откушай с нами.
Молча она прошла к столу и присела перед своей тарелкой. И обнаружила, что без нее никто к трапезе не приступал — ждали. Не говоря ни слова, положила себе в миску каши и начала есть. Мужчины зашевелились, тоже набрали себе еды, не переставая переговариваться о своих делах.
И постепенно Алька выдохнула. Ну… ничего же, в конце концов, страшного не случилось, да? Дядька Семен говорил, с первого раза ни у кого ничего не выходит путного. А что кричала и чуть ногами не топала — так… ну… у девиц, говорят, душевная организация тонкая. Особо у знатных. Вот. Вон, и не удивился никто. Все в порядке, значит.
И дождавшись, когда в разговоре возникнет пауза, она решилась наконец тоже включиться в беседу, задав ничего не значащий вопрос.
— А почему вы зовете друг друга братьями?
По богатырям вполне ясно было, что родными братьями они друг другу никак приходиться не могут. Вон, Анжей и Акмаль, похоже, вовсе и не из Тридевятого родом. Алька знала, что в богатыри спецназначения берут независимо ни от рода-племени, ни от знатности: важны были лишь воинские умения да отвага. А верность престолу обеспечивала магическая присяга.
— А как же? — удивился самый говорливый Савелий. Ратмир при царевне все больше молчал, а Светик, похоже, слегка робел ее. — Братья мы и есть. По оружию. Каждый другому спину в бою прикрывал, каждый другого раненым из сражения выносил. И кровь свою мы не раз на поле брани смешали.
— Ясно, — протянула царевна и вздохнула. — У меня тоже была когда-то… названая сестра.
Алька невесело усмехнулась. Как-то она разговорилась с одним из иноземных послов и выяснила забавную вещь. Кем приходятся друг другу Наина и Алевтина, никакой тайной не было. Однако, если не знать всей истории, едва ли это кому-то пришло бы в голову: ведь и отчества у них разные, да и первая наследница — отчего-то младшая. Оказалось, в иных землях правду знали лишь те, кто нарочно интересовался. Прочие же предполагали самое простое и логичное — что регентом при юной царевне назначена была то ли сестра царя Игната, то ли вовсе вторая жена — Алькина мачеха. И уж никак не собственная ее сестра. Старшая.
Вся эта история началась давным-давно — задолго до рождения и Алевтины, и даже Наины. Когда в ворота царского терема постучалась оборванная девица — как выяснилось позднее, сирота-погорелица по имени Аграфена. Или попросту — Фенька. Девчонка молила о любой работе — хоть судомойкой, хоть поломойкой, лишь бы было где голову приклонить, за труды же просила корку хлеба.
Во все иные ворота она уж стучалась — иначе не нашла бы в себе такой смелости. Тогда же Аграфена была в таком отчаянии, что едва понимала, куда явилась. Стражники прогнали бы ее взашей — место в услужении в царском тереме какой-то оборванке, ишь чего захотела! — не случись в тот миг рядом юной тогда царевны Анны. Царскую дочь растрогала история нищей девчонки немногим старше нее, и она велела впустить сироту, накормить, одеть и дать работу по силам.