— А, это инженер Дюпон, брат монахини. Посмотрим, что он пишет! Едва ли что-нибудь важное.
Но лицо полицейского тотчас же изменилось, когда он стал пересматривать свою находку. Он побледнел, руки его задрожали, и он, не помня, что делает, громко прочел перед всеми присутствующими следующие строки:
«Сестра, наша победа обеспечена! Мы не только будем господствовать во Франции, но можем сделаться хозяевами всего мира. Мой друг, русский электротехник Филиппов[2], изобрел „силу“, могущую на расстоянии нескольких тысяч километров взрывать мины, разрушать крепости и поражать электрическим ударом намеченного врага. Он не успел воспользоваться своим открытием. В тот самый день, когда он опубликовал о своем изобретении в газетах, обещая раскрыть свою тайну перед всем миром, думая этим сделать войну невозможной, несчастный был найден задушенным в своей комнате, или, вернее, в своей лаборатории. Врачи констатировали отравление газами, над которыми он работал. Но, может быть, дело обстояло иначе. Я уверен даже, что было иначе; мне кажется, что мы стоим пред лицом возмутительного злодейства. Во всяком случае, после его смерти его секрета не нашли; не знаю, искали ли, а если и искали, то лишь для того, чтобы его уничтожить. Бедный погибший друг! Прежде, чем рисковать жизнью для науки и блага человечества, он предчувствовал опасность, — он успел передать свой секрет в надежные руки. Короче, я им владею, я им воспользуюсь, и пусть тень моего друга не сетует, что я оказался большим патриотом, чем он. Да здравствует Франция!»
— Скорее к телефону, пока не поздно! Заговор гораздо сильнее, чем мы думали.
С этими словами помощник комиссара бросился из монастырского здания на улицу, вскочил в первый попавшийся фиакр и, крикнув кучеру: «Сто су на чай!», полетел с быстротой экспресса к господину префекту Сены, градоначальнику столичного города Парижа.
II
Господин Лепен, начальник парижской полиции, находился в самом дурном расположении духа. Он не так давно повредил себе ногу, участвуя в процессии богини Разума на Монмартрском бульваре в тот самый день, когда эти клерикалы праздновали открытие национальной монмартрской базилики[3]. Это они накликали на него несчастье. Господин Лепен суеверен, но считает себя «без предрассудков», что не мешает ему прислушиваться к голосу различных гадалок и хиромантов. Вот один из них ему предсказал, что он сломает ногу в борьбе с клерикализмом. Это предсказание исполнилось слишком буквально… как тут не быть суеверным?
Господин Лепен не в духе. Его раздражает неунимающаяся боль в правом колене, несмотря на уверение врача, что он не должен ее чувствовать. Его раздражает эта бесцельная война с прежними сестрами милосердия, с безгласными затворницами монастырских приютов, которых он принужден выселять и описывать их имущество. Его раздражает глупая и некрасивая роль, которую правительство возлагает на него и на полицию. Что хуже для француза, как служить посмешищем толпы! А его вчера, на больную ногу, послали в Бисетр арестовать важного преступника, и что же оказалось? Мэр издал запрещение духовным лицам показываться на улице в сутане. Этого было достаточно, чтобы все кюре и монахи Парижа дали себе рандеву в этом предместье! Улица с утра до ночи кишела рясами всевозможных цветов и покроев, и когда при помощи полиции арестован был для острастки один из демонстрантов, то он оказался не священником, а корреспондентом газеты «Матен», нарочно обрившим усы, чтобы посмеяться над господином мэром! «Что же вы нас не арестуете?» — говорили другие. «Если у вас мэр идиот, это не значит, что и мы должны быть такими», — не вытерпел кто-то из полицейских, и эта фраза попала в «Матен»[4], и сегодня это читает вся Франция…
Стук в дверь заставил Лепена опомниться.
— Войдите, — сказал он и тотчас же сделал вид, что углублен в кипу разложенных на его столе бумаг.
— Госпожа Дюпон, арестованная по вашему приказанию, — сказал вошедший комиссар и пропустил в кабинет монахиню.
Лепен приподнялся ей навстречу и, указав на стул, попросил садиться. Игуменья села.
— Госпожа Дюпон, прежде всего, я должен вас успокоить. Ваш арест — пустая формальность. По предписанию верховного суда, вы должны оставить Францию и более в нее не возвращаться. Мне предписано[5] удостовериться в том, что вы уезжаете и, если вы мне дадите честное слово, что сегодня же уедете, я избавлю вас от докучливых провожатых.
2
…
3
…
4