Я пошел назад в комнату Вики.
Шел я уже целый ан и находился в глубине длинного, тускло освещенного коридора, когда ощутил за собой чье-то присутствие.
Я быстро обернулся, одновременно выхватывая меч.
Коридор за мной пуст.
Я сунул меч в ножны и продолжал идти.
Немного погодя я снова что-то почувствовал. На этот раз я не стал поворачиваться, а медленно пошел дальше, прислушиваясь изо всех сил. Подойдя к повороту, я свернул, прижался к стене и стал ждать.
Медленно, очень медленно вытащил меч из ножен, стараясь не издавать никакого шума.
Я ждал, но ничего не происходило.
У меня терпение воина, и ждал я долго. Для того чтобы с оружием охотиться на других людей, нужно терпение, большое терпение.
Конечно, мне сто раз приходило в голову, что я веду себя глупо: ведь на самом деле я ничего не слышал. Но чувство, что кто-то следует за мной по коридору, могло быть вызвано слабым звуком, не зарегистрированным сознанием, но тем не менее воздействовавшим на меня. Отсюда и возникло подозрение. Наконец я решил ускорить игру. Отчасти мое решение объяснялось тем, что в коридоре негде укрыться в засаде, и я увижу своего противника почти сразу, как он увидит меня. Если у него метательное оружие, конечно, особой разницы нет. Но если у него есть такое оружие, почему он не убил меня раньше? Я мрачно улыбнулся. Если дело только в терпении и ожидании, вынужден признать, что царь-жрец, идущий за мной, делал это не хуже меня. Я знал, что царь-жрец, если необходимо, будет ждать, как камень или дерево, ждать сколько угодно. Я ждал уже около ана и весь покрылся потом. Мышцы ныли от неподвижности. Мне пришло в голову, что преследователь, вероятно, услышал, как прекратились мои шаги. И знает, что я жду. Насколько остры чувства царей-жрецов? Может, относительно слабые, потому что цари-жрецы привыкли полагаться на свои инструменты. А может, у них не такие чувства, как у людей, более острые, способные воспринимать такие сигналы, которые недоступны пяти примитивным чувствам человека. Никогда прежде не осознавал я так остро, какая ничтожная доля реальности воспринимается человеческими чувствами; щелка толщиной в бритву, через которую мы смотрим на множество сложных физических процессов, составляющих наше окружение. Для меня лучше всего продолжать делать то, что я сейчас делаю, укрываться за поворотом коридора. Но я не хотел продолжать. Я напрягся, чтобы с воинственным кличем выскочить из-за поворота, готовый увидеть бросок копья, услышать звон тетивы самострела.
Испустив воинский клич Ко-ро-ба, я выскочил из-за угла с мечом в руке, готовый встретиться со своим преследователем.
И испустил гневный рев: коридор был пуст.
Обезумев от гнева, я побежал по коридору назад, чтобы встретиться со своим противником. Пробежал не менее половины пасанга, пока не остановился, тяжело дыша, задыхаясь от ярости.
- Выходи! - крикнул я. - Выходи!
Тишина коридора издевалась надо мной.
Я вспомнил слова Вики: "Когда ты будешь нужен царям-жрецам, за тобой придут".
Гневно стоял я посреди коридора в тусклом свете шаров-ламп, сжимая в руке меч.
И тут я что-то почувствовал.
Ноздри мои слегка раздулись, я начал тщательно принюхиваться.
Я никогда не полагался на обоняние.
Конечно, мне нравится запах цветов и женщин, запах горячего свежего хлеба, жареного мяса, запах паги и вин, кожаной упряжи, запах масла, которым я защищаю лезвие меча от ржавчины, запах зеленых полей и ветров, но я никогда не считал обоняние чувством, равным зрению или осязанию. Но ведь и это чувство готово предоставить человеку массу сведений, если он хочет их получить.
Итак, я принюхивался, и ноздри мои слабо, но неопровержимо восприняли запах, который я раньше никогда не встречал. Насколько я мог судить в то время, это простой запах, хотя позже я узнал, что он состоит из комплекса еще более простых составляющих. Я не могу описать этот запах, как невозможно дать понять человеку, никогда не пробовавшему цитрусовых, каковы они на вкус. Однако запах чуть кислый, он раздражает ноздри. Отдаленно напоминает запах выстреленного патрона.
Но что оставило этот запах в коридоре, я так и не знал.
Я понял, что здесь я не один.
Я уловил запах царя-жреца.
Вложив меч в ножны, я пошел в комнату Вики. В пути я напевал воинскую песню и чувствовал себя счастливым.
8. ВИКА ПОКИДАЕТ КОМНАТУ
- Проснись, девчонка! - воскликнул я, входя в комнату, и дважды резко хлопнул в ладоши.
Испуганная девушка с криком вскочила на ноги. Она лежала на соломенном матраце у спального возвышения. Она вскочила так резко, что ушибла колено о камень, и это ей не понравилось. Я хотел испугать ее до полусмерти и был доволен результатом.
Она гневно смотрела на меня.
- Я не спала.
Я подошел к ней и сжал ее голову руками, глядя ей в глаза. Она говорила правду.
- Видишь! - сказала она.
Я рассмеялся.
Она опустила голову и застенчиво посмотрела на меня.
- Я счастлива, что ты вернулся.
Я взглянул на нее и увидел, что она опять говорит правду.
- Вероятно, в мое отсутствие ты побывала в кладовке с продуктами.
- Нет. Не была... - и ядовито добавила: - хозяин.
Я оскорбил ее гордость.
- Вика, - сказал я, - мне кажется, тут пора кое-что изменить.
- Тут ничего не меняется, - ответила она.
Я осмотрелся. Меня интересовали сенсоры. Чувствуя возбуждение, я осмотрел их. Потом начал тщательно обыскивать комнату. Хотя устройство сенсоров и способ их применения мне были непонятны, но я думал, что в них нет ничего загадочного, ничего такого, что нельзя было бы объяснить со временем. Ничто не заставляло думать, что цари-жрецы - или царь-жрец некие непостижимые, неощутимые существа.
Больше того, в коридоре я уловил след, ощутимый след царя-жреца. Я рассмеялся, Да, я унюхал царя-жреца или его принадлежности. Мысль эта меня позабавила.
Яснее, чем когда-либо раньше, понимал я, как суеверия угнетают и калечат людей. Неудивительно, что цари-жрецы скрылись за оградой в Сардаре и позволили сказкам посвященных выстроить вокруг них стену ужаса, неудивительно, что они скрывают свою природу и сущность, неудивительно, что они так тщательно маскируют свои планы и цели, свои приспособления, инструменты, свои ограничения! Я громко рассмеялся.
Вика удивленно смотрела на меня, очевидно, решив, что я спятил.