- Тем не менее пусть между нами будет роевая правда.
- Хорошо, - согласился Миск и нагнулся, протягивая ко мне антенны.
Какое-то время я не мог догадаться, чего он хочет. Потом мне показалось, что я это понял. Сунув факел в щель стены, я протянул руки к Миску.
Чрезвычайно осторожно, почти нежно царь-жрец коснулся моих ладоней антеннами.
- Пусть между нами будет роевая правда, - сказал он.
- Да, - согласился я, - пусть между нами будет роевая правда.
С моей стороны это больше всего напоминало соприкосновение антенн.
Миск резко распрямился.
- Где-то здесь, - сказал он, - у пола, без запаха, так что царь-жрец вряд ли найдет, есть ручка, очень похожая на камень. Найди ее и поверни.
Я тут же отыскал эту ручку, хотя для царя-жреца, как мне кажется, сделать это было бы очень трудно.
Я повернул ручку, и часть стены отодвинулась.
- Входи, - сказал Миск. Я вошел.
Не успели мы войти, как Миск тронул рычаг, который находился высоко над моей головой, я его не видел, и стена задвинулась.
Единственным освещением был огонь моего факела.
Я с удивлением осмотрелся.
Помещение, по-видимому, большое, отдаленные части его терялись в тени. Я видел инструментальные панели, многочисленные шкалы, иглы регистрирующих запахи приборов, рычаги, клапаны, пучки проводов. По одну сторону помещения находились катушки со свернутыми нитями запахов, некоторые из них медленно разматывались, пропуская нити через вращающиеся прозрачные светящиеся шары. Эти шары, в свою очередь, связаны были проводами с большим тяжелым агрегатом, сделанным из стали и установленным на колесах. В переднюю часть этого агрегата все время поступали металлические диски, они укладывались на место, происходила передача какой-то энергии, потом диск отходил в сторону, и его место занимал другой. В центре помещения на каменном столе, покрытом мхом, неподвижно лежал царь-жрец; к его телу от агрегата вели восемь проводов.
Я высоко поднял факел и принялся рассматривать этого царя-жреца. Он меньше других, в длину всего двенадцать футов.
Больше всего меня удивили его крылья, длинные, стройные, прекрасные, золотистые, прозрачные крылья, сложенные на спине.
Он не был привязан.
Казалось, он без сознания.
Я прижался ухом к отверстиям в животе и не услышал даже слабейших звуков дыхания.
- Мне пришлось самому сконструировать все это оборудование, - сказал Миск, - поэтому оно исключительно примитивно, но не было никакой возможности использовать стандартное оборудование.
Я не понял.
- И мне самому пришлось создавать диски памяти, конструировать преобразователь запахов; к счастью, нити запахов легкодоступны. Их импульсы преобразуются и воздействуют на нервные блоки.
- Не понимаю, - сказал я.
- Конечно, - ответил Миск, - потому что ты человек.
Я смотрел на длинные золотые крылья этого существа.
- Это мутант?
- Конечно, нет.
- Тогда что же это?
- Самец, - ответил Миск. Он долго молчал, устремив антенны на неподвижную фигуру на столе. - Первый самец, рожденный в рое за восемь тысяч лет.
- А разве ты не самец?
- Нет, - сказал Миск, - и остальные тоже нет.
- Значит ты самка.
- Нет, в рое только одна самка - Мать.
- Но ведь должны быть еще самки.
- Изредка, - сказал Миск, - появляются женские яйца, но все они уничтожаются по приказу Сарма. Сейчас в рое нет женских яиц, и я знаю только одно, появившееся за шесть тысяч лет.
- Сколько же лет живут цари-жрецы?
- Давным-давно, - ответил Миск, - был открыт способ замещения клеток, и теперь, если не болезнь или несчастный случай, мы живем до тех пор, пока не поддадимся радостям золотого жука.
- А сколько лет тебе?
- Сам я вылупился до того, как мы привели свой мир в эту солнечную систему. - Миск посмотрел на меня сверху вниз. - Это было больше двух миллионов лет назад.
- Значит, рой никогда не умрет, - сказал я.
- Он умирает сейчас, - ответил Миск. - Один за другим предаемся мы радостям золотого жука. Мы стареем, и нас осталось мало. Некогда мы были богаты и полны жизни, тогда было построено все это, потом расцвело наше искусство, потом у нас оставалось только научное любопытство, но даже оно все слабеет.
- А почему вы не убиваете золотых жуков?
- Это было бы неправильно, - сказал Миск.
- Но ведь они вас убивают.
- Нам необходимо умирать, иначе рой был бы вечен, а рой не должен быть вечен. Иначе как мы будем его любить?
Я не все понимал в словах Миска, и мне было трудно отвести взгляд от неподвижной фигуры юного самца царя-жреца, лежавшего на каменном столе.
- Должен быть новый рой, - сказал Миск. - И новая Мать, и новый рожденный первым. Я сам готов умереть, но раса царей-жрецов не должна погибнуть.
- Сарм убил бы этого самца, если бы узнал о его существовании?
- Да.
- Почему?
- Он не хочет уходить, - просто ответил Миск.
Я смотрел на механизмы, на провода, в восьми точках углублявшиеся в тело самца.
- Что ты с ним делаешь? - спросил я.
- Я его учу.
- Не понимаю, - сказал я.
- То, что ты знаешь - даже такое существо, как ты, - сказал Миск, зависит от электрических разрядов и микроструктуры твоей нервной ткани; обычно ты приобретаешь эти разряды и микроструктуру в процессе регистрации и оценки сенсорных стимулов из окружения, например, когда ты непосредственно испытываешь что-то, или когда кто-то другой сообщает тебе информацию, или ты читаешь нити запахов. Машины, которые ты видишь, просто приспособления для передачи разрядов и формирования микроструктур без внешних стимулов, что заняло бы слишком много времени.
Подняв факел, я с благоговением смотрел на неподвижное тело царя-жреца на каменном столе.
Смотрел, как вспыхивают огоньки, как быстро сменяются диски.
Инструменты и приборные доски, казалось, нависают надо мной.
Сколько же импульсов через эти восемь проводов одновременно попадают в тело существа, лежащего перед нами?
- Значит, ты буквально изменяешь его мозг, - прошептал я.
- Он царь-жрец, - ответил Миск, - у него восемь мозгов, это модификации сети ганглий. Такие существа, как ты, ограниченные наличием позвоночника, могут развить только один мозг.
- Мне это кажется очень странным.
- Конечно, - согласился Миск, - низшие существа учат своих детенышей по-другому; они способны воспринять за всю жизнь только ничтожную долю сведений.