— Это мои соотечественники, — рассказывал позднее Ява. — Я с ними говорил: их послали к Шареку повелители островов Фестос и Кносс. Но я не сказал им, кто я, чтобы они ненароком не решили любой ценой вернуть меня отцу. От них я узнал, что мой отец в добром здравии и все еще правит на Кноссе. Однако у меня нет желания туда возвращаться. Придет день, когда я вернусь, но сейчас я хочу отправиться с тобой, Хети, завоевывать Черную Землю. Мои соотечественники часто рассказывали мне о долине Нила и о тех местах, по которым мы будем идти. Я очень хочу увидеть все своими глазами, а может, и наладить контакты с торговцами тех краев, чтобы, вернувшись на родной остров, не только рассказать соплеменникам обо всех увиденных мною чудесах, но и заняться торговлей.
Ява воспользовался удобным случаем, чтобы как можно больше рассказать Хети о своем родном острове. Он подобрал такие слова, и столько воодушевления было в его рассказе, что Хети заверил его — по возвращении из Египта он с удовольствием отправится вместе с Явой на Кносс. Услышав это, молодой кефтиу очень обрадовался. Тем большей была его радость, что Хети решил с его помощью освоить язык местного населения.
— Ты будешь учить меня новым словам каждый день, и мы станем говорить между собой только на твоем языке… Разумеется, как только я запомню нужное количество слов.
Радость Явы была легко объяснима: дело в том, что его соплеменники активно торговали с жителями прибрежных районов Египта и Ханаана, которые презирали тех, кто не понимал их языка, и требовали, чтобы к египтянам обращались на египетском, а к ханаанеям — на ханаанском. Поэтому островитянам приходилось прибегать к помощи переводчиков. Впервые в жизни Ява услышал, что кто-то хочет научиться говорить на языке его народа.
Яприли, сын Мелкиседека, царя Иерусалима, предстал перед Хети с подарками и сотней вооруженных людей — отрядом, обещанным в качестве дани царю-пастуху для участия в египетском походе. Хети принял его радушно — не только чтобы поблагодарить таким образом жителей Иевуса за оказанный ему в свое время теплый прием, но и желая обрести союзника в лице главы одного из племен гиксосов.
Обряд бракосочетания не подразумевал проведения какой бы то ни было религиозной церемонии. Хотя, желая снискать благословение богов — Ваала и Анат, молодые окропили алтари этих божеств вином, молоком и маслом, а после воскурили благовония. Брачный контракт, в котором были зафиксированы требования Аснат, был записан вавилонскими письменами на глиняной табличке и скреплен оттисками личных печатей Шарека, Хети и Аснат.
Шарек созвал на празднование свадьбы своей дочери не только царей и послов соседних государств, воинов, расквартированных в столице, придворных с семьями, но даже всех без исключения горожан — жителей Мегиддо и его окрестностей. За стенами города были расставлены столы, и сотни поваров и слуг помимо блюд из рыбы и овощей жарили и подавали гостям прямо на вертелах запеченные туши коз, баранов, телят и свиней. Непростая задача — сразу накормить столько ртов! Столы ломились от еды, но и выпивки было предостаточно — вина из Сирии и Аласии, сладкие и кисловатые, с пикантным привкусом благодаря добавлению в них меда, а также ячменное и финиковое пиво.
Царь Шарек, молодожены, иностранные цари и вельможи, придворные и главы посольств пировали, сидя за низкими столами под огромным навесом.
Пользуясь случаем, в Мегиддо стекались бродяги хабиру. Они приходили из отдаленных районов царства самого Шарека, из сопредельных Ханаану земель — отовсюду, куда успели прибыть гонцы Шарека с приглашением попировать на царской свадьбе. Не остались в стороне и танцовщицы, певцы, музыканты, канатоходцы и фокусники: они приходили целыми группами и устраивали свои представления перед столами пирующих, а также на перекрестках дорог и на улицах города — всюду, где собирался люд, успевший наесться до отвала и прихвативший с собой сосуды с вином. Праздник продолжался весь день, всю ночь и еще три последующих дня.