Она злилась на себя и становилась еще более яростной в своем богоборческом рвении. Поспевала всюду. Вот уже и к вершинам Спера добралась. Там в лесистом ущелье скрывались жрецы, которые отказывались подчиниться велению царицы и отречься от своих богов. Мари-Луйс повелела всех их до единого обезглавить, затем сжечь на костре.
Три дня кряду курился ладан перед образом богини, и Мари-Луйс коленопреклоненно молилась:
— О великая богиня, о владычица моего израненного сердца, всем своим существом я вверяюсь тебе и молю быть моею защитницей от всего неправедного! О великая и единственная, слава тебе в веках!..
И все молящиеся, и воины царицы, и тысячи пришельцев из окрестных поселений, вторили ей вослед:
— О великая и единственная, слава!..
— Слава!..
В толпе находились и Арбок Перч с Ерес Эпит. Оба одеты горскими пастухами. Преображенные так, что впору и самим не узнать друг друга. Ерес Эпит тоже во всем мужском, с наклеенной бородой и усами. Они, как и все вокруг, истово молились перед идолищем богини Эпит-Анаит, принесли дары — Арбок Перч насыпал в жертвенник горсть золота, на что жена прошептала ему на ухо:
— Не будь столь щедрым, привлечешь к себе внимание, чего доброго, еще узнают!..
— Но рано или поздно я ведь должен объявить, кто я есть? Особенно царице?!
— Это же равносильно самоубийству, супруг мой! Уйдем отсюда?!
Арбок Перч сжал ей локоть, чтоб замолчала.
А между тем многие уже заинтересовались: кто эти странные люди?..
От храма донеслись звуки ритуального песнопения, и толпа опять принялась отбивать земные поклоны.
Мари-Луйс подарила храму Эпит-Анаит семерых совсем еще юных жрецов. Все бледные, с глазами, подернутыми влагой, они стали раздавать молящимся маленькие глиняные изображения почитаемой богини.
Арбок Перч с женой вошли в кумирню и окропили там святой водой полученный подарок.
Началась круговерть. Молящиеся стали уже просто обливать друг друга. Какая-то девица, явно из высшего сословия, громко и радостно хохотала. Она вся до нитки была мокрая, хитон облепил ее стан, подчеркнув довольно выразительные формы. Проходя мимо Арбок Перча, девица вдруг обвилась вокруг его шеи и зазывно сказала:
— Сегодня ты будешь моим!..
— И твоим, и Эпит-Анаит, коли она этого пожелает, — с готовностью отозвался Арбок Перч. — Однако будь осторожна, сластолюбивая тигрица, царица под страхом смерти запретила прелюбодеяние под сенью храмов.
Девица вплотную приблизилась к нему.
— Я знаю, но за тебя можно и умереть, Арбок Перч!.. — сказала она и, чмокнув его в обросшую колючую щеку, ускользнула и скрылась.
Арбок Перч и Ерес Эпит настороженно переглянулись. Кто эта дьяволица, узнавшая их? Жена снова взмолилась:
— Уйдем отсюда, прошу тебя! Похоже, мы угодили в чертово логово…
Арбок Перч, словно не слыша ее, снова пал на колени. В ушах еще звучал голос исчезнувшей девицы, чем-то такой знакомый, даже родной… Он вздрогнул: неужели Нуар?! Неужели?.. Забыв о молитве, он вскочил и стал искать взглядом… Нету ее, и след простыл…
Молящиеся все продолжали одаривать храм кто чем мог. Ничего не жалели, Иные снимали с себя серьги, серебряные пояса.
Толпа не расходилась всю ночь. Храм сиял, освещенный множеством факелов. Семеро юных жрецов без устали повторяли:
— О Эпит-Анаит, тобою живет и жить будет Страна Хайаса! Слава тебе!..
Мари-Луйс подарила храму три сотни рабов — мужчин и женщин. Она собственноручно клеймила их лбы и затем объявила жрецам — властителям храма:
— Примите их и поступайте с ними как пожелаете. Пусть пашут землю, растят зерно и бобы и пусть рожают детей!..
К Арбок Перчу подошла какая-то кривобокая жрица вся в черном.
— Так как же, Арбок Перч, посчастливится мне сегодня заполучить тебя? Идем в святилище, исповедуйся там в своих грехах.
— В каких именно? — с иронией спросил Арбок Перч. — Грехов за мной бесконечное множество.
— Покайся, отринутая всеми, мятежная душа. Один бог, одна вера и одна любовь. Таков, кажется, твой девиз?
И опять Арбок Перч и его жена были поражены: куда деваться, кем обернуться, чтоб никто тебя не признал?
А жрица не отставала.
— Однако знай, разбойник, — сказала она, — те, в чьей власти создавать богов, не потерпят твоего существования. И те, кто слагают для потомков повесть о житии царей, могут ославить тебя как врага и умертвить.