Он внимательно посмотрел на нее:
— Предчувствую, царица…
И гнетущая боль снова объяла его: сказать или не сказать, зачем он пришел?!
— Я ценю твою откровенность, — услышал он снова голос Мари-Луйс. — Однако, являя собой благородство и мудрость, ты умеешь сдерживать свои чувства. Но временами эта сдержанность становится невыносимой…
Таги-Усак с надрывом промолвил:
— Что ты от меня хочешь, великая и могущественная царица?
— Милосердия… Но не того, что дается твоими амулетами… На уме у тебя не то, что ты изрекаешь. Смотри, сейчас я молю о милосердии, а может случиться, отсеку его…
— Как отсекла голову Арбок Перча?.. — усмехнулся Таги-Усак и решил, что он скажет, зачем пришел сюда, как бы это ни было жестоко и гибельно. — Я правильно тебя понял, царица?
— Может, и да.
— Как бы то ни было, во мне нет зла против тебя. Хотя слышу я каждый день столько всего недоброго о твоих деяниях…
— Помнишь тот страшный день в храме, когда ты спас меня от жрецов?.. Может, забыл, а? Но я-то — нет.
Опять напоминает, как он некогда, нарушив существовавший обычай, противостоял тому, чтобы ее девственность была принесена в жертву храмовникам. А потом… Потом вся жизнь — не жизнь. И чего же она теперь все укоряет?.. Зачем?.. Знала бы, какая беда на нее надвигается…
— Вырвав меня из лап осквернителей, сам ты и пальцем ко мне не прикоснулся. Боялся?.. А я, может, очень даже этого желала… Не воспользовался возможностью, не сорвал с меня пояса девственности, хотя я пьянила и влекла тебя.
Таги-Усак вскочил и взмолился:
— Избавь меня, жестокая! Избавь! Освободи от служения тебе, чтоб мне больше не видеться с тобой! Пусть другие жеребцы и быки пируют и наслаждаются в твоих кущах, в блаженном дурмане твоих райских чар! О Эпит-Анаит, освободи меня! Молю, освободи!..
Мари-Луйс вскинулась, ноздри у нее затрепетали, как у резвого скакуна в галопе.
— Ни за что! Поскольку я еще не свободна от адских мук, ты тоже должен разделять со мной страдания! — крикнула она и в изнеможении рухнула в кресло.
Воцарилось долго молчание. Таги-Усак дрожал от бессильной злобы и все думал: сказать или не сказать?.. Пожалеть царицу или вытряхнуть перед ней мешок сплетен, окунув ее в новое страдание?..
Мари-Луйс, чуть оправившись, спросила:
— Ты что-то имеешь сообщить мне, жрец Таги-Усак? В тебе полыхает огонь…
— Имею, — кивнул он, ощутив при этом нечто вроде головокружения и некоторого помутнения разума. — Имею…
— Чувствую, весть горькая?..
— Как яд…
— Ну говори же!..
Таги-Усак, едва сам себя слыша, промолвил:
— Ходят слухи, что дитя твое не имеет сходства с царем-супругом, Мари-Луйс. Я пришел, чтобы предостеречь тебя…
Мари-Луйс не выказала ни испуга, ни удивления. Она чувствовала себя сильной, царицею на троне, напротив сидел утративший былое достоинство ничтожный человек.
— Продолжай, продолжай, жалкий раб! Только на коленях, слышишь? Не забывай, что ты у царицы.
Ноги у Таги-Усака как подломились. Он упал на колени и снова сказал:
— Твой сын не похож на Каранни. Говорят, что ты зачала его от другого мужчины…
— Да, да, от другого!..
— Будто бы от хеттского жреца!..
— От хеттского жреца? Которого потом своими руками умертвила? Не так ли?
— Да, убила его с целью навсегда похоронить страшную тайну.
Мари-Луйс промолчала.
— Ты совершила ужасное, царица! — в безумном исступлении бросил ей Таги-Усак. — Блудница! Прижила ребенка на стороне! Да ты и не мать! Нет, не мать!..
Она подняла руку и, указывая на дверь, крикнула:
— Вон отсюда, негодяй! Вон!..
Пятясь назад, Таги-Усак выдавил из себя:
— Арванд Бихуни тому свидетель! Арванд Бихуни!..
В полночь двери покоев царицы растворились, пропуская Каранни и верховного жреца Арванда Бихуни. Оба поздоровались: верховный жрец — поклонившись ей, а Каранни — обняв супругу.
— Ты чем-то встревожена, дорогая?
— Да нет, отчего же, — спокойно, даже с нежностью сказала царица. — Просто ко мне тут явился один негодяй, и было после него не по себе. И одиночества стала бояться. Хорошо, что ты пришел! — И, обращаясь к верховному жрецу, добавила: — Милости прошу. Хоть в Хагтариче ты и не почтил меня присутствием, когда я карала преступивших наш указ жрецов, но я продолжаю считать тебя другом и счастлива, что удостоена чести принять в моем доме столь знатного мужа. Прошу. Я очень хотела тебя видеть, Арванд Бихуни. Ты свидетель нового события, задуманного с твоего благословения и вполне достойного тебя. Покорнейше прошу, досточтимый свидетель!..