— Еще немного, и мы будем у озера, божественный.
Здесь все еще было в буйном весеннем цветении. Дороги подсохли и были хорошо накатаны. Колесницы мчались легко и быстро.
И действительно скоро показалось Гегамское озеро — бескрайняя чаша в лоне гор, от горизонта до горизонта.
— Чудо! — воскликнул наконец Каранни после долгого молчаливого созерцания этой невиданной красоты. — Чудо! И какое оно огромное, это Гегамское озеро! Не озеро, а целое море!
— Да, мы и зовем его все больше морем. Отсюда, если, скажем, поехать вдоль берега вправо, целый день скачи, а конца морю не увидишь.
— А что там за корабль плывет?..
— Это остров, божественный. Там обитают сисаканские боги. Хочешь, поплывем туда?
— Нет, не хочу, — ответил Каранни, — устал я от возни с богами.
Ему вспомнились слова жены о том, что люди глубоко заблуждаются, считая, будто боги — начало всех начал.
Вдали вдруг поднялось облако пыли. Артит Арар высказал предположение, что это, должно быть, едет родоначальник Шатлойс, властитель земли Сисаканской. Но вот пыль рассеялась, и он увидел, что Шатлойса сопровождает его старший сын Татан со своей старшей женой Лор.
— Тикин[18] Лор поразительно правит колесницей. В этом ей нет достойных соперников.
— Да, вспоминаю, — сказал Каранни, — в дни моей свадьбы я сам видел, как она это делает.
Кавалькада остановилась. Шатлойс, его сын и невестка сошли с колесниц и шагах в десяти от царевича опустились перед ним на колени. Властитель Сисакана снял шлем с головы и громко проговорил:
— Волею богов ты осчастливил нас, о великий, божественный государь наш Каранни! Прими наше нижайшее почтение и сердечное приветствие!
И волосы, и густая борода Шатлойса были белы как лунь.
Каранни сошел с колесницы и обнял тестя.
— Мой отец, великий царь Уганна, приветствует тебя, твоих сыновей, жен, внуков и всех сородичей! — проговорил Каранни и через миг, вспомнив, что сказал не все, добавил: — Мать моего сына и царица армянская, твоя дочь Мари-Луйс тоже приветствует тебя, твоих сыновей, что приходятся ей братьями, твою прекрасную невестку Лор, которая оказала мне великую честь, приехав навстречу, и всех своих сородичей! Встань, дорогой тесть. Мне не доставляет удовольствия видеть перед собой коленопреклоненным отца моей супруги-царицы. Встань!
После объятий, пожеланий долгих лет жизни, мира и спокойствия все наконец тут же неподалеку сели поесть жаренной на вертеле рыбы, которую специально наловили в море-озере. Она здесь особая. Царевич такой еще не едал. Очень ему понравилась.
Когда солнце уже клонилось к закату, проводили Артит Арара в обратную дорогу, а сами берегом стали продвигаться в сторону гор.
Вечер был необыкновенный, какой-то розовый, как цветущий абрикосовый сад. Из глубин озера к небу тянулись сияющие отсветы. Каранни ехал вровень с колесницей тикин Лор. Они чуть опережали всех остальных, ехали неспешно и рассказывали друг другу веселые истории, шутили. Тикин Лор удивительно красиво и звонко смеялась. Она впервые так близко общалась со своим высоким родственником. И Мари-Луйс давно не видала золовку свою, которая теперь царица…
Вдоль всего пути им встречались небольшие крепости с башнями и хорошими, крепкими стенами, а вокруг колосились посевы ячменя и проса. У одного из родников толпилась стайка девчушек, и среди них была одна старушка. С кувшинами на плече они с интересом наблюдали за удивительной кавалькадой. В развевающихся от ветра одеждах, в кожаных сандалиях на босу ногу девушки смело переговаривались с проезжающими, приветствовали их. Одна, у которой в руках была корзина с хлебом и сыром, спросила, глядя на красиво одетую женщину:
— Ты не наша ли тикин Лор?
— Да, это я. А ты чья жена?
— Я пока еще никому не жена, — засмеялась девушка. — И не знаю, буду ли женой. Мои родители — рабы нашего военачальника, а значит, и я рабыня.
— Господин твой добр? — спросил Каранни.
— Да какой же господин добр? — пожала она плечами. — А ты кто?
— Я сын царя Уганны.
Девушки испуганно присмирели, еще чуть постояли и бросились бежать. Как птицы, вмиг разлетелись. Каранни даже погрустнел. Отчего это они, ни в чем не повинные, так его испугались? У родника, вся высохшая и черная, как ворона, осталась только одна старушка. Она что-то мыла на камне проточной водою.
— Да какой же господин добр? — смеясь, повторяла старуха слова исчезнувшей девушки. — Как сказала, а? Я будто глас богов услыхала в этом речении.