Они вошли в лес и стали быстро продвигаться к востоку Вскоре небо заалело. Всходило солнце.
После трехдневного пребывания в Бойлакане войска Каранни, объединившись с полками Багарата Дола, выступили в юго-восточном направлении. Каранни намеревался вторгнуться в пределы разбойных племен Егимаис-Ерана и так их поприжать, так укротить, чтобы навсегда присмирели и даже приблизиться не смели бы к границам его земли.
В этот поход царевич взял только боевые колесницы. Все пешее воинство осталось в Бойлакане.
Ночь выдалась жаркая. Лошади взмокли.
На плотах переплыли через разлившийся, но спокойный Ерасх и ступили на равнинные земли южного побережья Каспийского моря.
Дыхание чужой земли словно ожгло Каранни. Вдруг подумалось: «А вернусь ли я отсюда домой?..»
Зной стоял нестерпимый. Небо было необычно высокое и какое-то странно мглистое, хотя и пронизанное лучами восходящего солнца.
Целую неделю шли они по безлюдным степям, не увидав ни живой души, ни признаков человеческого жилища. Иногда навстречу попадались табуны диких лошадей и ослов. Конники с гиканьем пускались за ними вскачь, ловили арканами жеребят, резали их и коптили мясо впрок.
Но вот наконец добрались до небольшой речушки. Вода в ней мутная и какая-то густая, еле течет. Вдали столбиками тянулись к небу чахлые дымки. Не без опаски пошли на них.
Оказалось, что это становище кочевого племени. Ни шатров, ни укрытий. Все и вся под палящим небом. И люди полуголые, дочерна обгорелые. Оружие у них — лук да стрелы.
Два человека, отделившись от лагеря, направились навстречу пришельцам. Вид у них был явно встревоженный. Багарат Дола, владевший наречием здешних племен, спросил:
— Какой вы страны, люди?
— Страна?.. А что это такое — страна?..
— Где живете?
— Ах, вон что!.. Живем где придется. Мир без начала и без конца.
— Какому богу поклоняетесь?
— И этого мы не ведаем. Что значит бог?..
Каранни удивился наречию, на котором говорили эти люди. Звуки жесткие, как по ржавчине продирающиеся, слова долгие и монотонно связанные одно с другим. И, разговаривая, они нелепо жестикулируют руками, подпрыгивают. А волосатые-то какие! И все в гнойных струпьях. Соответственно и зловоние от становища непереносимое.
Все кочевые насторожились. И стар и мал, и женщины и дети с любопытством разглядывали прибывших, и что-то все говорили друг другу.
Вокруг становища паслись отары коз и овец. Тут же лениво дремали мелкопородные собачонки.
Войско расположилось на постой на берегу реки, в значительном отдалении от кочевья дикого племени.
Многие, сразу раздевшись, бросились в воду, хоть немного остыть. Кто-то просто мыл руки, умывался. И надо было видеть, как реагировали женщины и дети кочевья. Они кричали, разводили руками. Дивились явно небывалому. В их племени всякое омовение считалось греховным.
Какая-то девчушка попробовала в подражание армянам плеснуть на лицо воды. Кочевницы все разом заголосили, накинулись на нее, схватили за волосы и оттащили от реки.
Ночь опять была нестерпимо душной. Воины спали нагишом, прямо на земле, еще жаркой от дневного нагрева. Спали неспокойно, пожираемые разного рода комарьем и мошкарой.
С рассветом решено было двинуться дальше. Каранни велел Каш Бихуни отобрать из кочевников юношей покрепче и взять их с собой. Пригодятся в пути. Помогут с добыванием провианта для войска в этих диких, чужих землях.
Военачальник подобрал больше сотни парней, накинул каждому на шею веревку, затем связал их всех вместе и погнал перед войском.
Почти полдня уже были в дороге, когда вдруг заметили, что за ними, оказывается, увязались жены пленников. Грязные, полураздетые, босые. Малых детей они оставили в становище. С собой взяли только тех, кто был постарше и мог идти сам.
Царевич велел приостановиться. Женщины подошли и взмолились, чтоб их не разлучали с мужчинами.
— А что же вы малышню бросили? — спросили их.
— Куда нам с ними? — пожимали плечами женщины. — А без мужей никак нельзя…
Армяне попробовали уговорить их вернуться к детишкам, но из этого ничего не вышло.