СКАЗАНИЕ ВТОРОЕ
Враждебная Хайаса взялась за оружие.
Хеттские жрецы и военачальники согнали на площадь перед храмом бога Шанта всех пленных армян и под страхом смерти заставили поклоняться их идолам и признать над собой власть верховного военачальника хеттов Нуанза Вараша.
Нуанза Вараш восседал у входа в храм на застланном тигровой шкурой ложе.
Не поднимая головы, он спросил:
— А где царица? Я желаю ее!
Кама Вараш, почтительно склонив голову, промолвил в ответ:
— Изволь, непобедимый военачальник, царица Мари-Луйс перед тобой. Прими дар богов.
Нуанза Вараш и при этом не поднял головы. Он сидел, скрестив под собою ноги. Перед ним в глиняной чаше дымилось отварное мясо, и он жадно пожирал его кусок за куском.
А хеттские воины тем временем затрубили в рожки, созывая к поздней трапезе.
Нерик полнился гарью. Хетты со смоляными факелами в руках всю ночь рыскали по городу в поисках укрывающихся армян.
Нуанза Вараша очень обозлил верховный жрец хеттов, его сородич Кама Вараш. Явился и требует себе половину армянских пленников и захваченной с ними добычи, тогда как ему определена только десятая часть.
Верховный военачальник в негодовании заскрипел зубами. «Жалкие жрецы полагают, что это они завоевали Нерик. Идиоты…»
Нуанза Вараш концом своего пояса утер жирные губы и поднял голову. Поднял и словно онемел, разинув рот. Что это перед ним? Луч света или сама богиня Иштар, дивная Иштар, в глазах которой вся краса небес, а в груди огонь солнца?
— Кто ты, о женщина? Кто?..
— Я — Мари-Луйс, Нуанза Вараш, — спокойно, с достоинством ответила царица. — Приветствую тебя в этот розовозакатный час.
Нет, и богине с ней не сравниться. Какая осанка, как стройна! Лебединая шея. Лицо подобно утреннему восходу. А волосы! Густые, вьющиеся, блестящие…
Когда царице сказали, что ее ведут к верховному военачальнику, она потребовала дать ей время подготовиться к встрече, привести себя в порядок, переодеться, ведь победитель — военачальник войска царя Мурсилиса, и представиться ему надо в подобающем виде.
И вот она перед Нуанза Варашем во всей силе и власти своей женской красоты. Величественная, улыбающаяся, и голос такой ровный, звучный. Все это, конечно, напускное — и смирение, и улыбка. В душе у Мари-Луйс с каждым мгновением нарастала ненависть к этому презренному хетту, который не мечом, а вероломством завладел ее городом, и она теперь его пленница. Хотелось вцепиться ему в глотку, однако…
— О, Мари-Луйс, здравствуй! — проговорил наконец Нуанза Вараш. — Богиня Иштар свидетельница, на всем белом свете нет более прекрасной женщины, чем ты.
— Я не просто женщина, победитель Нуанза Вараш! Не забывай, что я — дщерь богов. А твой военачальник, захвативший меня в плен, в первую же ночь совершил насилие надо мной, чем оскорбил саму богиню Иштар. Она ведь вами, хеттами, почитаема превыше других святынь? Ее оскорбил и к тебе выказал неуважение — завладел поживой, опередив тебя!..
Нуанза Вараш помрачнел. Волею богов в случае пленения особ царского рода — царя или царицы вражьего стана — надлежит дать им приют и оказывать почтение, достойное их звания. Так предопределено свыше, и всяк, преступивший извечный обычай, неугоден богам. Может, эта царица сама и есть божья кара за все?..
Он бережно взял Мари-Луйс под локоть, усадил на тахту и с яростью глянул на военачальника, который сказал:
— Эта пленница моя! Не отнимай у меня добычи. Мое должно принадлежать мне!
Меч, сверкнув в руке Нуанза Вараша, вонзился в горло ослушника и рассек его надвое.
— Получи свое, богомерзкий ослушник, подлый раб! Сполна получи!
Военачальник испустил дух, а Мари-Луйс с ликованием подумала: «О Эпит-Анаит, кровь этого изверга мне в очищение! Дай силы, Мажан-Арамазд, отомстить разрушителям Нерика!..» Нерик покорен и разрушен, но она все равно низвергнет злокозненного бога Шанта, принесшего столько горя и Нерику, и стране. Силой и оружием ей послужат и ее ненависть, и ее женские чары. Все пустит в ход. Неужели Каранни стерпит такой позор?..
— Никогда!
Нуанза Вараш насторожился.
— Что «никогда», о божественная, прекрасная царица?
— Никогда не следует допускать того, чтобы ничтожные твари оскорбляли богов. Покарав смертью низменного сластолюбца, ты вступился за честь богов и тем еще более возвысил и возвеличил свое имя, свою святую веру!..
— Впредь всяк, кто посмеет коснуться тебя, будет убит. Ты — само божество, Мари-Луйс. Отныне ты — моя.