В давние времена простые мореходы знали путь в чудесный край. Нынче спорят ученые мужи: одни говорят, что земля эта расположена в Индии, другие уверяют, будто находится она в Аравии, а третьи доказывают, мол, Африканский Рог осчастливлен страной Офир. Совершенные фантазеры указывают на Атлантиду. Дальновидно поступили мудрые древние землеведы, не открыв алчным потомкам место упокоения сокровищ. Ради нашей пользы старались. Пусть мы не знаем где, зато уверены, что есть.
Глава 5 Гни дерево, пока гнется
1
Старшего поколения естественный уход не делает в душе переворота. Свои и детей горести не в пример сильнее жалят и терзают сердце. Затянулась рана от гибели отца, но не могла забыть Аталья злое и меткое предсказание ясновидца, призванного Иошафатом. И не похвалы последнего, а его упреки Ахаву засели в памяти Атальи. Безжалостно откровенные слова матери о страшных угрозах пророка Эльяу холодили кровь. Изевель назидала дочку пуще огня стеречься самой и беречь сына Ахазью от лиходейства исступленных ревнителей веры.
Страх упрочился в сердце Атальи: она хоть и дочь Ахава, царя Израиля, но не иудейка, ибо Изевель – уроженка языческого Цидона. “Стало быть, – размышляла она, – и я удостоюсь ненависти вещателей. Волк пугает зубами, бык – рогами, а пророк – словами. Грозить есть дело бабье. Однако не простят мне, что верна я матери и терпима к богам ее!”
Казалось Аталье, что враждебный мир запустил когти в душу ее. “Что испытала и испытую я? – спрашивала она себя, – сватовство без спросу, холодность мужа и гарем его, смертельное пророчество отцу, топор палача над головою матери, тупая ненасытность монархов, нетерпимость пророков, ненадежная мягкость жрецов. Чтобы обезопасить себя, надо стать своей среди чужих – быть фальшивой, жестокой и алчной”.
Как покажет грядущее, лишь отчасти удастся Аталье исполнение программы. Выучившись лгать, не вполне привыкнет она поклоняться Богу или богам. Пророки и жрецы останутся для нее загадочными фанатиками, а пропагандисты веры – корыстными честолюбцами. “Они смертью угрожали монарху за благоволение истуканам деревянным, – рассуждала она, – а разве убиение царя не есть идолопоклонство?” Впрочем, сравнительно веротерпимое язычество казалось ей меньшим злом.
Аталья не любила никого, кроме себя и сына Ахазьи. Тем не менее она испытывала слабость к седобородому Иошафату. В разумных речах царя она различала признаки внимания к несовершенному устройству государства и желание перемен в Иудее. Золото страны Офир сулило переворот, и она раз за разом наводила старика на эту мысль. Благие намерения Иошафата заслоняли для Атальи его чрезмерное религиозное рвение.
Со своей стороны монарх также весьма охотно вступал в рассуждения с головастой и неравнодушной к делам отечества невесткой. Вечерами, когда муж Йорам и сын Ахазья упражнялись на удаленном от дворца ристалище, Иошафат с Атальей усаживались у очага и подолгу беседовали, не рискуя наскучить друг другу.
В доступных нам исторических источниках не содержатся сведения о характере конечного пункта, к которому привели разговоры у огня, а за отсутствием письменных свидетельств мы не станем измышлять праздные спекуляции. Лучше обратим внимание на тот бесспорный факт, что бдительный и праведный Иошафат обеспокоился вольнодумными суждениями Атальи, порой слетавшими с ее уст. Он почел за благо пока не поздно прибегнуть к воспитательной помощи храмового первосвященника.
2
В канун субботы Иошафат пораньше явился в храм с семейством, и Аталья заняла место в помещении для женщин. До начала торжественной процедуры царь попросил аудиенции у первосвященника Одеда.
– Мир тебе, премудрый Одед! – приветствовал Иошафат высшего духовника, как раз облачавшегося в субботние одеяния.
– Мир всем нам, и возблагодарим Создателя, даровавшего иудеям святую субботу! – ответил Одед и, усевшись на скамью, пригласил Иошафата сделать то же самое.
– Аминь! Будь добр, Одед, выгляни в окно! Зришь ли ты молодую телицу во дворе?
– Великолепная огнепалимая жертва Господу – воистину широка твоя царская натура, Иошафат!
– О, прозорливый Одед! Желание мое, чтобы беспорочная животина сия послужила не огнепалимой, но мирной жертвой. Взгляни, там громоздятся корзины с пресными лепешками и булками квасного хлеба, и всё сдобрено елеем!