– А восстановить корабли можно? – вскричала Аталья.
– Вполне, но затраты будут велики, – ответил судовой мастер.
– Каковы они? – по-деловому осведомился Ахазья.
– Не меньше половины первоначальной цены, – последовал неутешительный ответ.
– Как некстати! – проговорил Ахазья, взглянув на Иошафата, – война с моавитянами опустошает казну!
– Я обращусь к матери, – воскликнула Аталья, – она возьмет взаймы у родителя своего, царя Цидона, отец не откажет любимой дочери! А золотом страны Офир покроем долг с лихвой!
– Не гоже нам одолжаться у язычников! – сурово произнес Иошафат, сверля глазами Ахазью, – но дело в другом…
– В чем же? – вскричали одновременно брат и сестра.
– Ахазья! – возгласил Иошафат, – ты мне друг, родич и соратник. Внемли умом, а сердце успокой. Не золото Офира, а верность союзу Иудеи и Израиля всего важнее для нас, потомков Авраама, Ицхака и Якова!
– Будь добр, выражайся яснее, почтенный Иошафат! – нетерпеливо перебил Ахазья.
– Важный пророк, – продолжил Иошафат, – напомнил мне, что Изевель и Ахав творили злое в очах Господа, и посему неугоден Ему наш с тобой поход в страну Офир, и ждет нас там несчастье. А ураган сей – милостиво данный нам Всевышним знак остановиться вовремя. Прошу тебя, не гневайся, Ахазья. Не разрывай союз, ибо мир меж народами братскими – всего превыше!
– Ты прав, мой старший друг, – удерживая гнев, отвечал Ахазья, – нет ничего важнее мира. Но разве некому плыть кроме нас с тобой? Людей наших пошлем!
– О, Ахазья, не перехитрить нам Бога!
– Я согласен с отцом! – подал голос муж Йорам, решивший, что и ему следует сказать слово-другое.
– Иошафат, где раньше был твой важный пророк? – сердито заметил Ахазья, – сколько добра потрачено, и зря!
– А крушение надежд! – подхватила Аталья.
– Не нам, рабам Божьим, указывать Ему, – ответил Иошафат, – тебе же, умелый мастер, плата причитается сполна. Ты не виноват. Не возражаешь, Ахазья, расплатиться поврежденными судами?
– Пусть так, – уныло произнес Ахазья.
– Благодарю вас, щедрые монархи! – воскликнул корабел.
– Иошафат! – вскричала Аталья, не в силах более скрывать отчаяние, – ты внемлешь прорицаниям, ты впал в суеверие! Если это не язычество, тобою заклейменное, то что это?
Бессильные рыдания сотрясали хрупкое тело. Иошафат строго посмотрел на сына. Муж Йорам помог Аталье встать и увел ее домой. Цари Израиля и Иудеи пожали друг другу руки. Иошафат проделал это горячо, Ахазья – прохладно. “Я пришлю тебе еще один полк в подмогу” – сказал старший младшему. Довольный исходом дела судовой мастер удалился восвояси.
3
“Конец надеждам на процветание Иудеи! – горевала Аталья, – вот каковы приверженцы единственного и истинного – на поверку-то они и есть худшие суеверы-язычники! Не будет золота из Офира – и задуманные Иошафатом перемены зачахнут. Не проложат новые дороги, не подведут водоводы к садам, не разработают каменоломни, не построят простолюдины добрые дома, да что и говорить…”
“Иногда они правы, однако. Байка про тигровую шкуру до сих пор казалась верна. Я покинула светлую и ступила на черную полосу. Только бы она узка была. Или новой беды ждать?” – гадала Аталья.
Брат Ахазья тяжело переживал неудачу. Он, как и сестра, вожделел золота страны Офир. Только не для мирных затей желал он сокровищ, но военную силу свою хотел укрепить. В тайне души мечтал обходиться без помощи Иудеи, хотя важность союза с единокровным царством признавал. Теперь же скрепя сердце и с выражением благодарности принял от Иошафата подкрепление.
Вернувшись из Иерусалима во дворец Шомрона, он подумал, что недурно бы немного отдохнуть от бранного труда, поклониться могиле отца, утешить мать, обсудить с братом Йорамом, как успешнее вести моавитскую кампанию.
Печально завершился один из диспутов на ратные темы. Нетвердым шагом ступали братья Ахазья и Йорам, покидая обеденную горницу и направляясь в свои опочивальни. Проходя мимо приоткрытой оконной решетки, Ахазья зацепился за нее широким рукавом исподней рубахи, и стал терять равновесие. Погруженный в думы Йорам не сразу заметил затруднение брата и опоздал протянуть руку помощи. Бедный Ахазья выпал из окна, обеспамятел и лишь наутро очнулся. Переломаны кости, тупая утробная боль туманила мозг.