– Я ждал чего-то в этом роде! – воскликнул Одед.
– Где мой сын Ахазья? – трагически вскричала Аталья.
– Я с ним столкнулся по пути, остерег ехать в Шомрон, где катаклизмы неизбежны, просил вернуться в Иерусалим, – попытался Матан успокоить сердце матери.
– Он внял увещеваньям? – вновь возвысила голос Аталья.
– Уверен – да! Он благоразумен, как и мать его, – подольстился Матан.
– О, боги, спасите Ахазью! – утерла слезы Аталья.
– Где короновали Еу? – спросил Одед.
– В Рамот-Гилад, там армия Йорама расположилась.
– Законный царь Израиля где пребывает? – продолжил Одед.
– Йорам залечивает рану в Шомроне, – ответил Матан.
– Бедный брат мой, что ждет его… – простонала Аталья.
– Угадываю дальновидный ум и длинную руку славного нашего Элиши! – изрек Одед, пряча глаза от Атальи, – какие подробности тебе известны, Матан?
– Ты прав, долга рука пророка, да он к ней еще сустав прибавил, – сказал Матан, – сам Элиша не участвовал в помазании, уполномочил ученика.
– Оно и понятно! – заметила Аталья, – вдруг дело не выгорит? Как-никак имя поставлено на кон!
– Излагай дальше, Матан, – бросил Одед.
– Ученик Элиши явился в Рамот-Гилад, – продолжил Матан, – и видит, сидят пред ним широким кругом военачальники, и он призвал Еу, и уединился с ним, и вылил ему на голову елей и сказал: “Следуя речам Господа, кои вложил мне в уши пророк, я помазал тебя, дабы стал ты царем над народом Израиля!” Произнеся роковые слова, посланец Элиши спешно отворил дверь и скрылся.
– Что прочие военачальники? – спросил Одед.
– Приветствовали нового царя и затрубили на радостях в шофар, – ответил Матан.
– Низкие предатели! – вскричала Аталья, – а ведь не раз я указывала Йораму, что скупится он на мзду ратным командирам – корыстолюбцам этим мошна нужнее родины!
– Предатели? Корыстолюбцы? – возразил Одед, – или поборники истинной веры нашей, что не приемлют идолопоклонства и Бога боятся? Что скажешь, Аталья?
– Кто теперь защитит брата от изменника Еу? – воскликнула Аталья, не ответив на замечание первосвященника, которое показалось ей праздным.
Сообщивши известное ему, Матан убрался восвояси. Аталья и Одед сидели молча, глядели друг на друга, каждый думал о своем. Тревога и страх вошли в сердца обоих.
3
Одед покинул дворец, оставив Аталью наедине с тяжелыми предчувствиями. Они не обманули ее. Начальник охраны ворвался к Аталье: “Вестник из Шомрона, испрашивает согласия срочно выслушать его!”
– Госпожа, не вели казнить за дурную весть, но долг мой не скрывать ее, дабы действовала ты, сообразуясь с нею – выкрикнул гонец.
– Говори! – приказала Аталья, догадываясь, какого рода новость ей предстоит выслушать.
– В Шомроне самозваный царь Еу убил законного монарха Израиля твоего брата Йорама!
– Еу не самозванец… Гораздо хуже… Он помазанник их божества и назначенец пророка, – произнесла Аталья, тяжело уселась в кресло, и слезы потекли по ее щекам, – слыхал ли ты что-нибудь о сыне моем Ахазье?
– Говорили, что человек из храма остерег Ахазью ехать к Йораму, и он поворотил назад оглобли.
– Скорей бы уж вернулся он! Доложи подробнее о преступлении в Шомроне.
– Йорам пребывал во дворце своем, залечивая боевую рану. Узнал, что Еу возвратился, вышел за городскую стену ему навстречу и с подозрением спросил, зачем тот оставил поле битвы и с миром ли явился? Дерзкий ответ услыхал законный царь: “Не будет меж нами мира, коли родительница твоя Изевель волхвует!” Тут Еу натянул лук и поразил Йорама между плеч, и вышла стрела из сердца, и пал он мертвый на колени к колеснице своей. А Еу велел бросить тело на поле Навота, дескать, такова была воля небес.
Аталья сделала знак рукой, и вестник удалился. А она сидела и плакала, и вспоминала детство, и думала, что вот, теперь она одна у матери осталась.
4
Не успели высохнуть слезы на щеках Атальи, а уж свежая новость колотится в двери, стучится в сердце. Посланец из Изреэля прибыл.
– Дурная весть на языке моем, – выкрикнул запыхавшийся от скачки конник, – крепись, Аталья!
– Какой ужасный день! Не мешкай, говори!
– Аталья, ты осиротела. Убита Изевель!
– О-о-о, матушка…
– Еу с тремя всадниками примчался в Изреэль, ворвался в дом, где коротала дни одряхлевшая и слабосильная матрона. Непокоренная, она гордо и достойно встречала смерть. Насинила краской глаза свои и голову украсила. “Цареубийца! За жизнью моей пришел?” – крикнула она. Не отвечая, Еу приказал своим людям схватить старушку и бросить через окно на землю. “Она царская дочь, похороним ее!” – сказал Еу, поев и попив, но опоздал. Псы успели обглодать плоть с костей убитой.