Не спросивши Аталью, отцы сосватали ей Йорама. “Намерения у царей благими были – это ценить надобно, – размышляла она, – ведь жертвенное замужество мое – мира залог!”
Прежние правители, хоть Израиля, хоть Иудеи, умом-то понимали, что негоже с родичами воевать, а шип властолюбия колол сердца, и никак не удавалось истребить крамольную мысль, мол, недурно бы объединить оба царства под одной короной. А ведь это означало бы войну братоубийственную!
“Честь и хвала взошедшим на престолы Ахаву и Иошафату – отыскали решение труднейшей задачи – равноправный союз заместо объединения!” – подумала Аталья.
Аталья любила мир – воплощение здравомыслия, и презирала войну – исчадие абсурда. Не оттого ли сердце ее благоволило женской мягкости и благоразумию и отторгало мужское дикарство и безумство?
Охотница до наблюдений, она замечала, что нет на земле ни белого, ни черного, а только всё переменчиво, а в добром всегда сыщешь злое и наоборот, ибо всяк на свой локоть мерит и вместе прав и неправ. Она искала и находила подтверждения своим мыслям.
“Ахав – иудей, – рассуждала Аталья, – женился на Изевели, а она язычница неисправимая. В награду за их смелость благодать мира воцарилась меж Израилем и Цидоном. Но мир сей родил войну. Исступленные пророки израильские проклинают мать, а отца корят за отступничество от Бога и грозят ему карами небесными, того и гляди к речам мечи прибавят. Жрецы богов материнских хоть и терпимее пророков, но народ свой заперли в темнице суеверий. Что черное, что белое? Где доброе, где злое?”
Аталья была изрядно предубеждена против поклонения и Богу и богам, и подозревала жестокость, лицемерие и корысть в служителях веры. А те в свою очередь неустанно твердили, мол, безбожники обречены на неведение, и, стало быть, несчастны. Пока не решила для себя Аталья, которые из них – пророки или жрецы – опасней и злотворней.
Глава 4 Не всё по горю плакать
1
Как человек праведный и богобоязненный, Иошафат, царь Иудеи, придал чрезвычайное значение судьбоносной семейной дате – вступлению внука Ахазьи в возраст совершеннолетия. “Тринадцать лет – пора отвечать за свои поступки перед верой отцов!” – строго изрек Йорам, отец виновника торжества. “Он теперь и жениться вправе!” – заметил Иошафат, потрепав по плечу Ахазью и подмигнув Аталье.
Нарядившийся в праздничные одежды, поздравлял и напутствовал Ахазью первосвященник храма. Дворцовая челядь сделала сбор и преподнесла принцу лук, стрелы и меч. Отец подарил сыну отлично выезженную кобылу четырехлетку. Она заменит низкорослого жеребца, верно служившего мальчику в ту пору, когда он только обретал сноровку верховой езды. Нынче юноша уверенно держится в седле, метко стреляет из лука, да и с мечом управляется недурно. “Хороший вырастет рубака!” – говорят знатоки.
Воистину царский дар пожаловал будущему воину дед Иошафат – боевую колесницу, что помчит будущего героя навстречу победам. Расписана она, разукрашена, раззолочена, а, главное, добротна и прочна – сносу не будет! Иошафат доверительно сообщил Ахазье, что второй дед уже в пути и везет из Шомрона кое-что интересное.
Святая Иудея – не беспутный Израиль. Посему пророки, царем призванные на торжество, наставляли Ахазью не только на ратный труд, да на защиту границ и расширение оных, но и на служение Богу единому и соблюдение заповедей Его.
Аталья невольно вспомнила, каким неприметным было празднование в Шомроне совершеннолетия брата Ахазьи. Не любившая иудейские обычаи, Изевель не устроила пышного торжества. Сыну Ахазье выпало больше удачи и подарков, и сердце матери радовалось. “Чем ублажить мальчика? – думала Аталья, – пожалуй, преподам ему грамоту. Когда-то мать меня выучила, а я сыну факел передам. Пусть в царском доме хоть один вояка умеет читать и писать!”
2
Искры семейных торжеств гаснут, и возвращаются радостные и жестокие военные будни царей. Победы не насыщают, а поражения не отчаивают. А найдись монарх иной природы – и будут на белую ворону пальцем показывать. Бен-Адар, владыка Дамаска, в согласии с сим неписаным законом государей, вновь поднял венценосную голову и вызвал на бой Ахава, верного узника того же цепкого обычая. Теперь царь Израиля сражался не в одиночку – к нему поспешили на помощь союзники из Иудеи – Иошафат с сыном Йорамом. Они двинули войска на Рамот-Гилад, где ожидались бои.