Они услышали отдаленный крик, Евгенидис заторопился. Он оттолкнулся от причала и прыгнул на корму. Лодка снова вздрогнула. Аттолия схватилась за скамью. В раскрытом дверном проеме показались силуэты мужчин, но лодка уже вылетела из пещеры навстречу ветру. Внезапно парус наполнился, суденышко рванулось вперед, и Аттолия откинулась назад. Евгенидис упал на заднее сиденье и положил крюк на рулевое весло, чтобы править. Он поправил парус, и лодка прибавила скорость, оставляя пещеру позади. К тому времени, когда солдаты Аттолии добежали до причала, лодка была вне досягаемости, невидимая в темноте.
В гавани было неспокойно, и лодка мячиком прыгала с волны на волну. Аттолия чувствовала, как брызги летят ей в спину, и порадовалась, что плотная ткань плаща почти непроницаема для воды. Она плотнее завернулась в теплую ткань.
Очень скоро они оставили гавань и вышли в темное море. Евгенидис, казавшийся черным силуэтом на корме лодки, повернул в направлении береговой линии Эддиса, и теперь ветер дул им в спину. Аттолия через плечо смотрела, как исчезают огни Мегарона, пока они совсем не скрылись за скалистым мысом. Они плыли все дальше, вода постепенно просачивалась сквозь плащ Аттолии, плеща через нос лодки у нее за спиной.
— Вы умеете плавать, Ваше Величество? — Спросил Евгенидис.
— Нет, — коротко ответила она.
Телеус повел солдат из пещеры на нижний этаж Мегарона. На верхней площадки лестницы их ожидал мидянин.
— Не хотите мне сказать, что стало причиной этой суеты, капитан? — спросил он, и Телеус поколебался, но не нашел причины скрывать факт похищения царицы. Мидиец мрачно улыбнулся.
— Вор Эддиса очень умен. Не сомневаюсь, что он уже утопил ее, пока мы тут с вами мило беседуем, — сказал посол. — Возможно, он и сам утонет, если собирается плыть вдоль побережья в условиях нулевой видимости.
Кажется, идея утопить царицу пришлась Нахусереху по душе. Телеус наблюдал за ним, сузив глаза.
— Мы должны послать весть армии на перевале, — сказал Телеус.
— Зачем? — поинтересовался мидянин, удивленно подняв брови. — Чтобы организовать торжественные похороны?
— Она не могла умереть, — рявкнул Телеус.
— Пожалуй, да, — задумчиво согласился мидянин. — Наверное, я ошибся. Пожалуйста, извините, эта весть застала меня врасплох. Думаю, мне сегодня стоит поужинать в своей комнате.
— Ваше Величество, — сказал Евгенидис несколько часов спустя. — Будьте любезны, нагните голову, я собираюсь сделать поворот через фордевинд.[5]
Аттолия открыла глаза и посмотрела на него. Ветер прогнал облака, и луна освещала воду вокруг лодки и высокие черные скалы на берегу.
— Я перекину парус на другой борт, — пояснил Евгенидис. — Вы ведь не хотите, чтобы рангоут ударил вас.
Аттолия молча наклонилась вниз. Евгенидис перевел румпель на другую сторону, и лодка качнулась. Парус прокатился над головой и захлопал на ветру. Лодка накренилась, и Аттолия бросилась к поднявшемуся борту, но Евгенидис сидел неподвижно, откинувшись назад и крепко держа руль. Скорость лодки, вставшей к ветру боком, казалось, увеличилась вдвое; Аттолия вцепилась в деревянное сиденье под собой и смотрела, как быстро приближаются отвесные скалы.
Она напряглась, и ее пальцы сжались, когда Евгенидис, провел лодку между острыми зубцами, окруженными белой пеной, и поплыл прямо к каменной стене, в которой она не видела ни единой трещины. Потом он снова перекинул парус, и она заметила прямо по курсу узкое отверстие. Минуту спустя они уже двигались между его стенами. Ветер стихал, и вода успокаивалась, плавно поднимаясь и опускаясь. Скорость, набранная лодкой, влекла ее вперед, а Евгенидис осторожно обходил опасные участки, которые царица не могла разглядеть.
Двигаясь все медленнее, они скользили по маленькой бухте, окруженной скалами. Здесь совсем не было ветра, и гладкая, как зеркало, вода отражала луну, сияющую у них над головами. Тишина гавани после шума бурного моря казалась нереальной. Аттолия снова пересела на середину скамьи, глядя прямо перед собой.
— Ваше Величество, — спокойно произнес Евгенидис и ждал, когда Аттолия поднимет глаза и посмотрит на него.
Его лицо хранило все то же непроницаемое выражение. Глядя на него, Аттолия вспомнила день, когда в зале для аудиенций она стала царицей «де юре» и «де факто». Ее капитан гвардии, предшественник Телеуса, устранил ее самозваного жениха, а она оставила баронов одних осознавать реалии ее правления и ушла к себе в спальню. В последний раз она вошла в эту комнату, прежде чем переселиться в царские апартаменты. Она стояла перед гладким серебряным зеркалом и изучала свое лицо, иногда прикасаясь к щекам и подбородку, спрашивая себя, неужели ее кожа действительно настолько затвердела, как ей кажется. В зале, еще не зная, выполнит ли капитан свое обещание, она чувствовала себя больной от страха и напряжения, но ни единого признака ужаса или отвращения не отразилось на ее лице. С тех пор она стала царицей с каменным лицом. Маска была необходима ей, чтобы править людьми, и она была рада спрятаться под ее защитой. Теперь она спрашивала себя, рад ли своей маске Евгенидис.
5
Поворот судна (шлюпки), следующего под парусами, на новый галс. В отличие от поворота оверштаг судно пересекает линию ветра кормой.