- Мы переоделись в морскую форму и подъехали к кораблям на катерах береговой службы, чтобы передать им, что на этот вечер они освобождены от служебных обязанностей по приказу царя. Вернее, это сделали мои верные помощники. Я еще не научился грести деревянной рукой.
Халдей уронил голову на руки.
- У нас больше нет военного флота, - сказал он.
Это было преувеличением, конечно, но весьма близким к истине. В гавани Суниса для ежегодного парада были собраны лучшие корабли Его Величества. Аттолия еще не добралась до вершины перевала, армия Эддиса вела оборонительные бои, и Сунис хотел укрепить моральный дух своих поданных перед войной.
- Вы сказали, что я должен что-то сделать. - Евгенидис улыбался в темноте, словно поворачивая нож в глубокой ране, нанесенной халдею.
- Я так сказал?
- Когда вы уезжали после чрезвычайно поучительного визита в конце зимы. Вы сказали, что "я еще могу что-то сделать". Это ваши слова.
- Я имел ввиду уговорить свою царицу сдаться, а не разрушать наш флот в гавани! - Выкрикнул халдей.
Темная тень поднесла палец к губам.
- Тссс, - сказал Евгенидис.
- А мой царь? - Спросил халдей более спокойно. - Что ты сделал с моим царем?
- Думаю, спит себе в своей постели. Хотя, наверное, вряд ли уже спит. Так что у нас мало времени.
- Времени для чего?
- Я приехал в Сунис не для того, чтобы взорвать корабли Его Величества. Я же сказал, что этим занимаются мои помощники.
- И ты приехал не для того, чтобы убить царя?
- Нет. Я приехал, чтобы украсть его халдея.
- Ты не сможешь, - в голосе халдея звучало сомнение.
- Я могу украсть все, что угодно, - поправил его Евгенидис. - Даже одной рукой. - Он сделал шаг вперед в лунном свете и пошевелил пальцами. От улыбки на его лице халдей ощутил холод в животе. - Вы не должны были позволять царю выбирать вам учеников. Ваш последний студент продал ваши планы по цене шелкового плаща. Я дал бы ему больше, если бы у него хватило сообразительности попросить.
- Мои планы? - Повторил халдей, спрашивая себя, не спит ли он.
Сцена в лунном свете очень подходила для сна.
- Ваши планы взорвать царский флот.
- А-а-а, - сказал халдей понимающе. - Я работаю на Эддис?
- О, боги, нет. Вы работаете на Аттолию. Вы давно с ней в заговоре. Бедняга Амбиадес разоблачил вас, вот почему вы избавились от него. И от Пола тоже.
- Даже Сунис не поверит в эти бредни, - запротестовал халдей.
- Его придется довольно долго убеждать в обратном, - заметил Евгенидис. - Считайте, что я украл не вас, а доверие царя к вам.
- И что произойдет со мной без доверия царя?
- Если вы умный человек, вы покинете Сунис, - сказал Евгенидис. - Быстро.
Он молчал, пока халдей думал. Они оба знали, что Сунис опасался укрепления власти своего халдея, что он выбирал ему учеников из бедных и непопулярных семей, чтобы не усилить эту власть, а царский наследник был направлен к учителю на остров Летнос подальше от влияния халдея.
Они покинули Мегарон через один из маленьких двориков. На плече халдея висела сумка с тремя рукописями, серебряным гребнем, бритвой и телескопом, который он перенес к себе в спальню после наблюдения звездопада с крыши Мегарона накануне вечером. Евгенидис не позволил ему пройти к себе в кабинет и не разрешил взять ничего из одежды.
- Моя "История вторжения", - попытался протестовать халдей. - Она в моем кабинете.
- Вы хотите, чтобы стража подумала, будто вы бежите из дворца? - Спросил Евгенидис. - Поспешите, и сохраните жизнь, чтобы переписать ее.
Одетый в платье ученика, он шел за халдеем, держась левее, и ни один из охранников не посмотрел дважды на любого из них. Потом на узких улочках старого города за стенами Мегарона Евгенидис вышел вперед, торопясь выйти к темным улицам нового города. Он на секунду нырнул в тихий дворик, где под лестницей оставил сумку из мешковины. В ней лежали свернутыми две выцветших серых куртки. Одну он протянул халдею, а вторую натянул через голову.
Около гавани бурлила толпа. Только самые отчаянные гуляки оставались на улицах, когда начались взрывы, но моряки, спавшие в гостиницах над тавернами, быстро пришли в чувство и теперь вместе с остальными горожанами бежали в сторону доков. Неожиданной преградой для людского потока оказались фермерские фургоны, которым разрешалось проезжать по городу только в самое глухое время ночи. Днем они, конечно, создавали бы заторы на каждом перекрестке. Приближался рассвет, и возницы на чем свет ругали своих лошадей, пытаясь направить их к рыночной площади. Огромные тяжеловозы обычно были спокойны и покладисты, но крики напирающей толпы заставляли из рваться из упряжи, иржание лошадей порой заглушало звуки людского шума.