Присев возле нее, он смахнул снег с ее лица и закрыл ее глаза.
Во тьме кратера мелькнуло призрачное пятнышко. Трепещущее создание на мгновение поднялось на поверхность, ощерившись тысячами зубов и перьями-бритвами, а затем нырнуло в глубину. Оно возвращалось в свой родной подземный мир. Августа почему-то неудержимо влекло присоединиться к нему. Все еще колеблясь, он окинул взглядом поле боя и царившее там опустошение.
Львы и тигры преследовали добычу и пожирали мертвых.
К Августу приблизился псил.
— Мы победили, — заявил Усем. — Я ухожу.
— Нет, — выдавил тот.
— Я покидаю Рим, — продолжал заклинатель. — Живи с миром, император.
Его окружили чудовища из песка и ветра. Усем потянулся к ним, и они слились воедино. Перед псилом возникла прекрасная женщина с развевающимися волосами. Она поцеловала Усема. Дочь Западного Ветра заключила мужа в объятия. Воздух превратился в вихрь, и оба взлетели, скрывшись вместе за холмом.
Близилось утро, занимался болезненно-серый рассвет. Август пошатнулся. Легионы испуганных римлян сбились в кучу. На земле вповалку лежали мертвые сенаторы и солдаты, преданные императору. Агриппа брел среди них, разговаривая с ранеными и посвящая души погибших. Сейдкона с помощью прялки забирала у воинов последние воспоминания.
Когда Ауд оказалась перед Августом, он уже не боялся северянки. Она поднесла прялку к его лбу, и разум словно сковало льдом. В одно мгновение исчезли боль и чувство вины.
На секунду он даже забыл, кем является на самом деле. Его пронзила странная радость.
Ему не хотелось ничего помнить.
Ауд пошла дальше. Август опустился на колени возле мертвой женщины. Агриппа доковылял до императора. Полководец был весь в крови, лицо его прорезали новые морщины.
— Я нашел ее на поле боя, — сказал он.
Кто-то взял Августа за пальцы. Он удивленно поднял голову и увидел Селену. Она оказалась выпачкана в грязи, на ресницах таяли снежинки. Он сразу узнал ее. Августа захлестнула волна скорби.
— Империя победила, — дрожащим голосом произнесла она. — И я — римлянка. Я пойду с тобой.
Не оборачиваясь на тело матери, она повела Августа по склону холма.
— Мы одержали верх, — прошептала она. Август заплакал.
А сейдкона склонилась над царицей, тяжело кашляя. Ее собственная судьба, переплетенная с остальными, истончилась. Она видела в свете зари ее оборванный потрепанный конец.
Клеопатра казалась умиротворенной. Куда она отправилась? — подумала сейдкона. Кто из богов забрал ее?
Ауд повернула прялку, чтобы намотать на нее нить царицы. Она со стоном распутала ее. Силы стремительно исчезали.
Вдруг по облакам пробежала рябь, и начали сменяться времена года. Дни превращались в ночи. Растаяли звезды, появилось солнце, а потом исчезло и светило. Сейдкона продолжала трудиться. Она сплетала узор полотна судьбы, основу и уток будущего, держа за края саму Вселенную.
Наконец, она встала и направилась к историку.
Она практически закончила все, что требовалось.
Николай в оцепенении уставился на Ауд. Из его рваной раны, тянувшейся от плеча до запястья, сочилась кровь. Он не мог заставить себя двигаться.
Ему хотелось умереть.
Поле брани усеивали трупы, над которыми кружили стервятники, собираясь вскоре приземлиться.
Растрепанные пряди сейдконы развевались подобно белому туману. Северянка улыбалась. Она прикоснулась к губам Николая посиневшими пальцами.
Он напрягся и понял, что плачет. Слезы замерзали на его щеках. Одна упала на землю, разбившись вдребезги. Он наклонил голову, отдаваясь колдунье.
Пусть она сделает то, что нужно. Он лишится своих мыслей. Она может взять и его самого, и все миры, за которые он цеплялся.
— Нет, — раздался ее голос в его голове. — Ты ничего не забудешь.
Ее серебристые глаза пригвоздили его к земле.
— Ты поведаешь миру эту историю. Ты ее напишешь.
Сейдкона занесла прялку над его головой.
Едва та коснулась лба Николая, разум его открылся. Он почувствовал, как воспоминания катятся в разные стороны подобно стеклянным шарикам и теряются на границах сознания.
Прежний Николай перестал существовать.
Теперь он все понял. Знания переполняли его, повергая в ужас, и им не было конца. Любовь и скорбь. Смерть и отчаяние. Голод. Кровопролитие. Солдаты, надевающие доспехи и затачивающие мечи. Дети, пробуждающиеся ото сна. Матери с младенцами. Львицы, преследующие добычу. Истории мертвых и живых. Чужие воспоминания теперь принадлежали ему. Он закричал. Череп будто раскалывался от переполняющего его содержимого. Казалось, что он больше ничего не вместит. Но он смог.