Антоний высвободил одну руку и провел пальцами по нежному горлу, затем по ключице. Клеопатра склонила голову набок и наблюдала, как он ласкает ее. Ее тело выносило троих детей ему и еще одного — Юлию Цезарю. Тем не менее в свои тридцать восемь лет она выглядела по-девичьи юной. Гладкая бронзовая кожа, готовые изогнуться в улыбке губы, темные глаза в обрамлении длинных ресниц. В их уголках начали намечаться морщинки. Но время красило ее еще больше. Более плавными стали очертания фигуры, хотя она оставалась по-прежнему стройной. И сейчас она прекрасна как никогда — даже в простом ночном одеянии, без привычной краски на лице и многочисленных перстней на пальцах. Он развязал узел, скреплявший ее одеяние на плечах, и оно упало к ее ногам.
Клеопатра подошла к окну и отдернула занавеси. Покои залил свет полной луны.
— Добрый знак, — прошептала она. — Мы выиграем войну.
Он взглянул на нее, обнаженную, в свете луны. Прямая спина, золотистая кожа, узел черных волос, закрепленный блестящими шпильками.
— Мы выиграем, — с неожиданной горячностью повторила она.
— Боюсь, мы уже проиграли, — возразил он.
— Но мне известно нечто такое, чего не знаешь ты, — заметила она.
— Хочешь сказать, у тебя в подвалах скрывается легион? — горько пошутил он.
Солдат не хватало с самого начала, но он все равно сражался.
— Боги на нашей стороне. Я чувствую. — Она решительно вздернула подбородок, потом вдруг высунулась из окна и проводила что-то пристальным взглядом.
Антоний приподнялся, но она стремительно обернулась и увлекла его прочь — обратно в постель.
— Все в порядке, — сказала она. — Город спит. Посмотри лучше на меня.
Он на миг задался вопросом, что она хочет от него скрыть. Однако она принялась ласкать и целовать его, убеждая, что вдвоем они преодолеют любые преграды.
И опять, как и всегда, он оказался не в силах ей противостоять. По правде говоря, он и не пытался. Если это конец, лучше провести последние минуты с любимой, впитывая кончиками пальцев воспоминания о нежной ложбинке у основания ее бедра и исследуя губами каждую шелковистую складочку ее тела. И вновь его пронзило ощущение чуда, когда она ахнула в тот же самый миг, когда закричал он. Он почувствовал, как ее пальцы впиваются в его плечи и сжимается вокруг него ее плоть.
— Опять, — прошептала она, а в ее глазах застыли слезы. Антоний осушил их поцелуями.
Они занимались любовью много часов подряд. Оба не обращали внимания ни на шум за окнами, который становился все громче, ни на музыку, смех, крики и улюлюканье.
— Я — твоя, — твердила она. Он верил ей, черпая в ее словах силу.
— А я — твой, — отозвался он. — До последнего вздоха.
— А потом? — спросила она.
— И потом, — ответил он, прижимая ее к себе. Он ощутил, что его сердце бьется в унисон с ее сердцем.
На рассвете Антоний поцеловал Клеопатру на прощание и, собрав остатки войск, повел их через Канопские ворота к ипподрому. Он был преисполнен решимости достойно встретить смерть.
Со склона холма открывался вид на гавань. Галеры его флота отважно рассекали волны наперерез кораблям Октавиана. Вероятно, Клеопатра права. Они еще могут победить.
Он вскинул кулак, готовясь издать боевой клич, но на галерах вдруг подняли весла, приветствуя противника. Мгновение спустя над Египетским легионом Антония взвился римский флаг, и он присоединился к флоту Цезаря. Две армии согласно устремились обратно к Александрии, чтобы атаковать город объединенными силами.
Он обернулся за советом к командующему египетской конницей, и тот лишь одной фразой положил конец войне.
— Клеопатра принадлежит Риму, — провозгласил тот. — Египетская армия пойдет за царицей.
— То есть как? — переспросил Антоний.
Слова не укладывались у него в голове. Войска подчинялись Антонию, а Клеопатра жаждала отстоять свой город.
В глазах военачальника промелькнула жалость.
— Царица предала тебя. Мы тебе больше не подчиняемся.
— Лжец! — воскликнул Антоний, выхватывая меч из ножен, чтобы зарубить наглеца. Однако тот уже умчался прочь в сопровождении своих людей. Марк Антоний остался в безнадежном меньшинстве с кучкой последних верных ему солдат. Новая измена — египетские конники переметнулись к римлянам. Но они не стали брать его в плен. И убивать тоже. Почему? Чьим приказам они подчинялись?
Разумеется, не ее. Она никогда бы так не поступила.