Жрица отпустила Клеопатру. Затем налила прозрачную жидкость из изящного флакончика в алебастровый кубок и сделала глоток.
— Ты мертва? — поинтересовалась она.
— Нет! — рявкнула та, борясь с желанием ударить эту каргу, которая, очевидно, лишилась рассудка.
— Уверена? — спросила жрица.
У Клеопатры голова шла кругом. В чем дело? Теперь ее обвиняют в том, что она предала Египет?
Что рехет знает о власти? О бремени, которое приходится нести тем, кто наделен ею? Она — жрица забытой религии. И должна благодарить Клеопатру, а не судить.
— Чего желает Сохмет? — продолжала между тем женщина непринужденно. — Она хочет, чтобы наступил конец. Разве ты не чувствуешь? Ей нет места в лодке Ра, нет приюта в Дуате. Собственная семья изгнала ее. Она живет, терзаемая вечным голодом, в вечном поиске добычи. Ты принесла ей жертву. Ты дала ей достаточно и возродила ее к жизни. Она жаждет выпить океан крови в уплату за то, как несправедливо с ней обошлись. И чтобы получить это, она воспользуется тобой. Забудь о мире. Ты — спутница Сохмет.
Клеопатра ощутила бесконечное одиночество.
— Но так не навсегда. Я лишь отомщу Риму, — пробормотала она.
— А затем? — спросила жрица.
— Потом я умру, — ответила Клеопатра. — И воссоединюсь с моим мужем в Дуате.
Рехет рассмеялась. Смех показался Клеопатре печальным и древним, как и сам храм.
— Нет, — заявила она. — Ты стала ее рабыней, а Сохмет — бессмертна.
— Есть же какой-нибудь обряд, заклинание разъединения, — возразила Клеопатра.
— Ты не можешь потребовать у нее вернуть хоть что-то обратно, — объяснила она. — Ты отдала ей собственную душу по доброй воле. С каждой твоей жертвой она обретает все большее могущество. Ты для нее — редкостная удача. Царица Египта. Теперь она исполнит свое предназначение. Вместе вы будете воевать. Убивать. Вода в реках покраснеет от крови, и вы обе будете упиваться ею. Ты станешь служить ей.
— Нет, — к собственному удивлению, произнесла Клеопатра. Голос у нее дрожал. — Я не буду рабыней.
— Тогда тебя будет терзать голод. Сможешь ли ты продержаться? — Рехет оценивающе заглянула Клеопатре в глаза. — Тебе уже доводилось развязывать войны. Это — твоя природа. Так что Сохмет сделала мудрый выбор. Вдвоем вы ввергнете мир в первозданный хаос. Ты нашла свою судьбу.
— Неужели нет даже яда? — в отчаянии вымолвила Клеопатра.
Должен существовать хоть какой-то способ, который разделит их. Она расправится с императором, но не может жить так вечно. Терзаемая голодом. Одержимая.
Одинокая и порабощенная.
— Тебе не страшна ни одна отрава, — промурлыкала жрица, искривив губы в подобии улыбки. — В отличие от меня.
Жрица кивнула на кубок, который успела осушить, и, закрыв глаза, привалилась спиной к колонне. Теперь перед Клеопатрой сидела старуха. Сила, наполнявшая ее, заставляла рехет выглядеть моложе. Сейчас кожа стала морщинистой.
— Я и мои сестры тысячи лет приносили в храме жертвы, чтобы богиня оставалась умиротворенной и спокойной, — прошептала рехет. — Из-за тебя наши труды пошли прахом. Сохмет вырвалась на волю и творит, что пожелает. Ты пойдешь вместе с ней рука об руку, душа в душу. Ты принадлежишь ей.
Клеопатра наклонилась к рехет, чтобы расслышать последние слова жрицы.
— Я не желаю быть свидетельницей нового мира, который вы создадите.
24
Корабль-призрак прибило к берегу неподалеку от Даманхура. Лишь спустя два дня на него обратили внимание легионеры. Деревенские жители отказывались даже приближаться к фелюке. В ту ночь, когда появилось судно, с берега доносились странные звуки, крики и возня. Ребятишки заметили в воде нечто большое и темное.
— Наверное, капитан упал за борт и угодил прямо к крокодилам, — предположил Октавиан.
Получается, что ему придется править (пусть даже издалека) страной, полной предрассудков. От одной такой мысли Октавиану стало противно. По его мнению, у египтян напрочь отсутствовала логика.
Гонец, который побеседовал с местными жителями, не согласился.
— Они считают, в Ниле плавало иное существо, — возразил он.
Однако один из легионов Октавиана тоже столкнулся с чем-то подобным. На них вроде бы собиралась напасть гигантская водяная змея. Когда ему доложили обо всем, император заинтересовался. Тем не менее происшествие не имело отношения к исчезнувшей Клеопатре. Речь-то шла не о женщине.