Это произошло раньше, чем он предполагал: как только Пол начал делать себе сандвич, кошка уже была тут как тут и ластилась у ног. Конечно, Пол понимал, что Шарлотту привлек запах тунца, но до такой степени трогательным было ее желание подойти, что он позволил ей попробовать немного рыбы с ложечки. После обеда, однако, когда он собирался в университет, кошка снова куда-то исчезла.
Вечером пришла Ким, в джинсах и толстом свитере. Она сразу же уселась в кресло Пола и поначалу даже отказывалась снять обувь. Некоторое время девушка просто сидела, скрестив руки на груди, и с полнейшим равнодушием выслушивала заверения Пола в искренней и горячей любви. При этом Пол старался не употреблять само слово «любовь». Они с Элизабет уже давным-давно договорились не использовать его в своих разговорах, для них слово «любовь» отдавало затхлой банальностью. Впрочем, в беседе с Ким он избегал его совсем по другим причинам.
– Ты знаешь, какие чувства я испытываю к тебе, Ким.
Вот единственный намек, который он позволил себе. В основном же Пол пытался убедить ее бросить занятия в Айове и последовать за ним в Чикаго. Идея пришла ему в голову всего два дня назад во время их короткой беседы в переулке неподалеку от книжного магазина, но с тех пор стала центральным пунктом всех его фантазий. Полу казалось, что его доводы относительно переезда Ким из Айовы звучат весьма убедительно. Он начал с того, что сказал, как много она для него значит. Затем Пол вскочил, словно в предельном волнении, и начал мерить комнату шагами, вслух задаваясь вопросом, а не следует ли ему отказаться от той блистательной возможности, которая выпала на его долю, и остаться с ней в Блеф-Сити, даже если ради этого придется бросить университет и начать преподавать в какой-нибудь школе для придурков.
Эти разглагольствования произвели необходимое впечатление: Ким немного расслабилась, подалась вперед, а когда заявила, что ни при каких обстоятельствах не позволит ему принести свою карьеру в жертву, глаза ее сверкнули совершенно искренним чувством.
Затем, повинуясь некоему импульсу, Пол сделал жест, который Элизабет, несомненно, восприняла бы с восторгом и завистью, присутствуй она при описываемой сцене. Он опустился перед Ким на колени, простирая к ней руки, словно какой-нибудь страстный воздыхатель из викторианской мелодрамы – к примеру, профессор Как-там-его-звали из «Маленьких женщин», – и заявляя, что он слишком стар для такой прелестной и умной девушки, как Ким, перед которой открыты самые блестящие перспективы.
Однако блистательная театральность сцены была едва не испорчена внезапным движением по комнате: черно-белый комок промелькнул между диваном и шкафом с безделушками. Ким отскочила от Пола с восклицанием: «О мой бог, опять эта кошка!» – и готова была снова сжаться в кресле с враждебным и настороженным видом.
Пол взял ее руки в свои, заставил Ким заглянуть ему в глаза и, улыбаясь, сказал, что ей не о чем беспокоиться, так как Шарлотта теперь его до смерти боится. Девушка позволила ему снять с нее обувь, и, скользнув руками по ее джинсам, он добрался до нежного углубления у колен и неспешными ласками заставил Ким подняться с кресла.
Потом Пол лежал в постели, заложив руки за голову, согретый ее женственным теплом, и на незримое веретено своей безупречной логики накручивал один за другим аргументы против получения ею диплома в Айове в сфере телекоммуникаций. По его словам, для женщины с ее талантом и амбициями это пустая трата времени. Телестудии в больших городах не принимают всерьез магистерские дипломы, и ей лучше взять чикагский телерынок штурмом. А с таким шармом и умом нет ничего проще.
– Как Шелли Лонг, – сказала Ким, внезапно прижимаясь к его груди, и добавила: – Не смейся.
Улыбка мгновенно исчезла с его лица.
– А ты будешь у меня на содержании, – вдруг сказала она. Он опрокинул ее на спину и произнес с неожиданным жаром:
– Я буду твоим любовником.
Это заявление балансировало на опасной грани с тем словом, которое Пол поклялся никогда не употреблять, а в данном случае особенно, но он чувствовал, что сейчас поступил абсолютно правильно. Произнесенное слово пробудило в девушке длинную вереницу ассоциаций, юношеских представлений о женской искушенности, о такой притягательной «взрослой» безнравственности. В любом случае избранная им тактика сработала, и, уходя поутру, Ким пообещала пока ничего не говорить своему куратору, подождать, пока Пол окончательно не устроится в Чикаго.
Все это время Шарлотта представала либо как смутное пятно на периферии зрения, либо просто где-то пряталась. Пола начинало раздражать и даже немного пугать ее умение исчезать из виду в мгновение ока. По временам полуденная тишина в квартире, казалось, была наэлектризована ее незримым присутствием. Подумав, Пол решил не навязываться Шарлотте, так как она, по всей видимости, объявила перемирие. Он обратил внимание, что куда-то стали исчезать игрушечные мыши. Он выкладывал их по одной из ящика своего стола, но теперь они исчезали быстрее, чем раньше, словно Шарлотта собирала их где-то в укромном уголке с одной ей известной целью.
Пол начал выдумывать новые прозвища для нее: Киска-Фантом, Кошка-Которой-Нет. Он пользовался ими в тех редких случаях, когда ему удавалось вновь увидеть Шарлотту, обычно во время кормления. Все остальное время она пряталась, и Пол принял это как молчаливое условие их перемирия: он не должен искать ее укрытие. Кошка появлялась снова, когда слышала на ступеньках лестницы знакомые шаги Элизабет. Тогда она пулей летела по коридору, хвост трубой, и останавливалась на верхней ступеньке с громким призывным мяуканьем в ожидании хозяйки и ее ласк.
– Бу-бу скучала по мне? – сюсюкала Элизабет, поднимая Шарлотту на руки.
Теперь, к великому удивлению Пола, кошка не проявляла ни малейшего желания вырваться из объятий Элизабет.
– Скучала, скучала, – отвечал Пол, обнимая жену, которая прижимала к себе кошку. – Мы оба скучали.
И в его словах искренности было значительно больше, чем неизбежного лицемерия. Он ожидал ее приезда с тем же нетерпением, что и Шарлотта. Будь у него хвост, он тоже держал бы его трубой.
Тем не менее Полу удалось выдержать необходимую паузу. Элизабет сама завела разговор, сообщив, что вопрос о получении ею места считается уже практически решенным, и с такой перспективой смирились все сотрудники кафедры. Сейчас наступил этап неформального обсуждения – где будет находиться ее кабинет, какова зарплата и т.п. И ни слова о его деле! Элизабет не была наделена большими драматическими способностями, но в данном случае, Пол был уверен, она пытается играть, нагнетая обстановку молчанием о самом главном. У нее все-таки талант увиливать в самые неподходящие мгновения в важных вопросах.
Наконец после обеда, когда Пол уже решил плюнуть на чувство собственного достоинства и напрямую спросить о разговоре с Уолтером, Элизабет вдруг призналась, что имела с ним беседу.
– И что? – спросил Пол.
– Ему бы хотелось увидеть пару каких-нибудь глав из твоей книги.
Она опустилась на диван, поджав под себя ноги. Пол стоял на пороге. Внезапно откуда ни возьмись появилась Шарлотта и вспрыгнула на колени к Элизабет. Та начала гладить кошку, старательно избегая прямого вопрошающего взгляда Пола. Тот факт, что его книга оказалась в профессиональном чистилище, тогда как ее творение было вознесено на вершины рая, практически никогда не упоминался в их разговорах. С тех самых пор, как его книгу отвергло британское издательство, Пол не мог видеть свою рукопись больше, чем час-два подряд и не более одного раза в неделю. Переделки и коррективы, которые, по его собственным словам, он в настоящее время вносил, оказывались всякий раз жалкими и безнадежными фальстартами. В настоящий момент она представляла собой набор разрозненных черновиков. От одной мысли, что теперь ему придется восстанавливать книгу в некое связное и удобочитаемое единство, Полу сделалось дурно. Он не мог ни войти в комнату, ни уйти из нее. Элизабет сидела, опустив голову, глядя на Шарлотту, а кошка смотрела на Пола пристальным, непроницаемым взглядом, послушно выгибаясь под ласковыми прикосновениями хозяйки.