– Ведь к вам все шло само собой, на блюдечке с голубой каемочкой, Пол.
Женщины в аудитории решительно кивают в поддержку ее мнения.
– Вы белый с хорошим высшим образованием.
Одобрительный шепоток. Ким задумчиво хмурит лоб.
– Как же вы могли все это так просто упустить?
Люди в аудитории начинают кричать:
– Скажи ему, сестричка!.. Аминь!
– Знаешь, – продолжает чернокожая женщина, – скажу прямо: нет у меня к тебе никакого сочувствия!
Публика разражается аплодисментами, некоторые встают, потрясая кулаками в его сторону, и камера приближается к Полу, крупным планом показывая его лицо с ввалившимися глазами, смертельно бледное от вечных замороженных обедов, пицц, макарон и сыра. Ниже возникают титры: «Пол, неудавшийся ученый». И пока он пытается, неуклюже и сильно заикаясь, возражать, его прерывает Кимберли:
– Сейчас нас соединяют с бывшей женой Пола. Элизабет дважды – прошу прощения, трижды – удостаивалась Национальной книжной премии. Она является первой женщиной-канцлером в Гарварде и президентом Лингвистической ассоциации. Здравствуйте, Элизабет, вы нас слышите?
Телефон все звонил и звонил. Пол вскочил с дивана и зашлепал босыми ногами в спальню. Прежде чем поднять трубку, помедлил несколько мгновений. Ему показалось, что в соседней комнате все еще продолжается ток-шоу, посвященное его неудавшейся жизни. Голос Кимберли произносил: «Когда вы впервые поняли, что ваш муж – неудачник?»
Звонила Элизабет.
– Пол! – почти крикнула она. – Я уже собиралась бросить трубку.
– Я слушаю, – ответил Пол, тупо уставившись в потолок.
– Я могу говорить не больше минуты – у меня лекция, но я хотела сообщить тебе, что твоя глава произвела на Уолтера сильнейшее впечатление.
Пол заморгал глазами и медленно сел на кровать.
– Должна признаться, что это для меня некоторая неожиданность, – продолжала Элизабет. – Откровенно говоря, в ней было много от Эндрю Росса, но Уолтеру понравилось, и он сказал, что твоя глава – настоящий прорыв.
У Пола пересохло горло. Он откашлялся.
– Ему понравилось?
– Черт! Я же сказала – да, понравилось! – воскликнула Элизабет. – В особенности параллель, которую ты провел между «Превращением» и «Моей мамой – автомобилем».
Пол встал и потащил за собой телефонный провод. Сердце бешено колотилось.
– Что он... что он... сказал...
– Он хочет посмотреть еще какую-нибудь главу, – ответила Элизабет. – Ты сможешь подготовить еще одну к следующей неделе? – Пол что-то промямлил в ответ, но Элизабет не слушала и продолжала тараторить: – Я собираюсь провести этот уик-энд в Чикаго, Ребекка устраивает вечеринку, конечно, жаль, что ты не сможешь приехать, но тебе все равно работать над следующей главой. В твоем распоряжении будет десять дней, и я знаю, что тебе лучше работается, когда я не... – Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и закончила: – Я люблю тебя, Пол.
Последняя фраза повергла обоих в состояние шока. Элизабет никогда раньше не произносила это слово – по крайней мере ни разу со второго курса аспирантуры, – и ни он, ни она не знали, что следует отвечать в подобном случае. Пол стоял, не шевелясь, прижав трубку к уху, и наконец Элизабет сказала:
– Я знала, что ты справишься, дорогой. Я перезвоню вечерком.
8
Отсутствие Элизабет совпало с весенними каникулами в университете Айовы, и, когда Ким узнала, что Элиза-Ост не приедет на выходные, она сдала билет на самолет до Саут-Падре-Айленд и переехала жить к Полу.
– Ты знаешь, я должен работать, – запротестовал было он, но в полдень в пятницу Ким въехала к нему со всеми каникулярными припасами, которые закупила на деньги от сданного билета.
– Мы устроим потрясный пикник, – провозгласила она, – нравится тебе это или нет.
В углу гостиной Ким разбила ярко-красную палатку; принесла пластиковый ящик с охладителем для вина; из серебристой бумаги для поделок вырезала звезды и полумесяц и подвесила их к потолку. Целыми днями Ким расхаживала по квартире в бикини самых разных цветов. Она привезла коробку с аудиозаписями и бумбокс, явно предпочитая звук своей музыкальной машины стереомагнитофону Пола.
– Не обращай на меня внимания, – заявила она ему.
Так Полу пришлось работать под грохот Дика Дейла, Кинга и им подобных, и каждый раз, когда он оборачивался, он видел Ким, растянувшуюся без бюстгальтера на пляжном одеяле посередине гостиной.
Опершись на надувную подушку под переносной лампой дневного света, она читала роман Пэт Бут, а запах «Коппертона» поднимался от ее обнаженного тела подобно мускусу. К полудню воскресенья у Пола было готово всего шесть страниц. Вместо работы над книгой ему приходилось отплясывать под звуки «Фан, фан, фан» в солнечных очках и плавках. Когда бледное солнце Айовы заходило за окном, начинались непрерывные танцы при свечах под «Маленькую серфингистку».
К тому времени Пол уже полностью погрузился в атмосферу, придуманную и созданную Ким: они проводили ночи на «пляже», занимались любовью в душной маленькой палатке, скользя друг по другу телами в солнцезащитном креме, а потом лежали на ковре, устремив взгляд на звезды из поделочной бумаги и слушая нью-эйджевскую запись морского прибоя. Утром они играли в волейбол с пляжным мячом над бельевой веревкой. А к вечеру воскресенья Пол вытащил откуда-то свою запись Гарри Белафонте, и они стали танцевать лимбу, по очереди держа метлу. Воскресной ночью они снова лежали под бумажными звездами, держась за руки, и вели глупейший спор, не слишком ли молода Ким для того, чтобы по-настоящему оценить группу «Джэн и Дин».
– О, ради бога! – Ким изобразила притворное возмущение. – Они же часть моего этнического наследия! Они исполняют яркие народные песни моей родины!
К понедельнику Ким немного устала от своих развлечений и на несколько часов укатила домой, чтобы проверить почту. Пол же был преисполнен энергии. Он уселся за компьютер в плавках и гавайской рубашке в надежде наконец по-настоящему взяться за работу. Теперь книга называлась «Моя мама – автомобиль: различие и память в матриархальном нарративе». Пол отстукивал на компьютере основные очертания новой главы, отыскивая связи между «Серфарис» [3] и Эриком Хобсбаумом [4], размышляя об основах гитарной музыки в стиле «серф» как этническом наследии англо-калифорнийских иммигрантов, народной музыке новой мобильной группы населения – белых американцев из среднего класса, жителей пригородов.
Работа шла как по маслу. Вскоре идеи стали буквально сыпаться из него. Пол вставил одну из кассет Ким в свой магнитофон и начал составлять абсолютно новый план книги, переделывая главу за главой, под оглушительные аккорды электрогитар и ударных.
Теперь названия глав звучали примерно следующим образом: «Телевизионная комедия у новых рубежей. Традиция в контрапунктной перспективе»; «Уклон в сторону Миннеаполиса: Уильям Батлер Йитс, Мэри Тайлер Мур и Миллениум». А одна глава возникла непосредственно по ассоциации с их веселенькими «пляжными каникулами»: «Французские бикини на маленькой туземке с островов: “Буря”, “Остров Гиллигана” и социальное конструирование нарратива заброшенности».
На протяжении всего этого времени Шарлотта оставалась в положении отверженной. Из своей пляжной сумки Ким извлекла новенький водяной пистолет в форме классического револьвера. И когда кошка в первый раз появилась в гостиной – Ким в тот момент сидела, скрестив ноги, на ковре и вырезала звезды, – то была мгновенно изгнана из комнаты прицельным ударом водяной струи.