Подружки переводили дух на улице. Лера держалась за лицо, точно ее ударили. Неожиданно она заревела – совсем по-девчоночьи, взахлеб.
Рита, которую и саму трясло, прижала ее к себе:
– Ладно, успокойся. Сейчас на тачку – и домой. Вот сволочь. – Она недоуменно покачала головой. – Значит, под электричкой?
Уже в машине Рита взяла подругу за рукав:
– Слушай, я здесь выйду.
– Зачем?
– Так надо. – Она забралась в сумочку. – Диктофон у меня с собой. Тут один дядька живет, хороший. Мне с ним поговорить надо. Он будет дома, я знаю. Он всегда дома – работа у него такая. – Рита чмокнула подругу в щеку. – Пока, завтра увидимся. – И хлопнула рукой по сиденью. – Шеф, останови на светофоре!
На следующий день она вошла в редакцию «Платформы» и смело сказала:
– Материала об инвалиде не будет.
– Как это не будет? – спросила Жанна Елецкая.
– Вот так. Простите меня, Жанна Борисовна.
– Но… я его вчера читала. Твою заготовку. Это хороший материал.
– Плохой, – уверенно сказала Рита.
Жанна не понимала, что происходит с ее маленькой протеже.
– Ты нас подводишь.
– Он – липовый инвалид.
– Как это?
– А вот так. Ему ноги электричкой отрезало.
Жанна закурила длинную черную сигарету.
– Ничего себе.
– Ага. У меня есть замена.
– Какая?
– О гитаристе Иване Степановиче Подрядном. – Она замотала головой: – О мастере, который делает гитары.
– И чем он хорош, этот мастер?
Рита пожала плечами:
– Тем и хорош, что мастер. К нему даже из театра «Ромэн» приезжали – покупали инструменты. Дольский у него гитару заказывал – двенадцатиструнную. Это рассказ и о нем, и о тех знаменитых людях, для которых он работал. Материал тоже на две полосы.
Рита вытащила из сумки распечатанные листы.
– И долго ты над ним работала? – с сомнением глядя на рукопись, спросила начальница.
– Всю ночь, – просто ответила Рита. – И еще день, но это было давно. Полгода назад.
Жанна улыбнулась, взяла распечатку:
– Ладно, разбойница, я тебе верю. Ты ведь плохого не принесешь?
Рита отрицательно покачала головой:
– Не принесу, Жанна Борисовна.
Матерые журналисты просто диву давались прыти тоненькой, но очень смелой темноволосой девушки. И каждый спешил напророчить ей самое блестящее будущее.
Времени писать Лосю почти не было. Рита посылала ему свои статьи…
Глава вторая. Уроки Казановы
1
Незадолго до восемнадцати лет ее жизнь перевернулась. И не ожидала Рита этого, а случилось, потому что должно было. Она сама себе напророчила это, когда в последнюю ночь с Андреем рыдала на надувном сиротском матраце в пустой комнате, обнявшись с любимым, говорила, что их миру придет конец, просила остаться… А он так и не понял ее.
Была весна, апрель. В тот день солнце обрушилось на город неистово, наполнив его до краев, застав врасплох всех – пешеходов, водителей, уличных собак и даже кошек, которые грелись на тротуарах, у старых городских подворотен, щурясь, лениво следя за движением на весенних улицах.
Рита шла по старому городу в короткой кожаной юбке, легком джемпере и рыжей кожаной куртке, в темных очках, с фотоаппаратом на боку. В наушниках билась и дрожала музыка в стиле диско – ей нравилось ретро… Она очнулась, когда, обогнав ее, на тротуар заполз серебристый «БМВ». Первым ее желанием было обойти машину. Но Рита все-таки остановилась, стянула наушники. Открылась сверкающая дверца со стороны водителя. Из салона пружинисто вынырнул роскошный, светловолосый, улыбчивый атлет в джинсах и белой рубашке в синюю полоску, расстегнутой на груди. В рыжеватой поросли сверкала солидная золотая цепочка. Незнакомец был в темных очках, но обходя машину, легким жестом отправил их на макушку. Его глаза оказались пронзительно голубыми, улыбка на притягательных губах стала еще приветливей и шире.
Он встал в двух шагах от Риты, прямо у нее на пути. Стена, которую не обойдешь.
– Привет, – радушно сказал мужчина. – Я знал, что сегодня на улице этого города встречу свою принцессу. Позвольте вас подвезти. – Он положил руку на широкую грудь. – Куда вам будет угодно, хоть на край света – моя карета полностью к вашим услугам.
Рите показалось, что дорожное движение остановилось, пешеходы забыли о своих делах и заботах, все смотрят только на нее. И на атлета-искусителя. Ее снимали легко и нагло, перед всем миром, разве что не кричали в рупор: «Сдавайся, девочка!» Именно поэтому Рита упорно молчала.