Марфа не сказала вслух ничего из этого.
– Будем надеяться, пока что беды не случится. Иди, а я тут закончу.
Фая шагала к лагерю быстро, спеша к Матвею и одновременно пытаясь убежать от слов бабушки. Она не понимала, откуда та могла узнать правду, но верила, что их с Мареной соглашение останется в тайне. У нее не будет причин забирать назад свой дар. Сколько бы лет ни осталось Фае, она будет каждый день воздавать духу хвалу, а после… Что случится после, не так важно, если за плечами у нее будет жизнь с Матвеем и их семьей.
Эта мысль отогнала страх, закравшийся в ее душу. Фая улыбнулась лучам солнца, которое только начинало свой бег по небу, и, миновав последние дворы, спустилась к реке, рядом с которой на лугу и разбили временный лагерь.
Они должны были выйти за пределы шатров после последней общей молитвы. Фая слушала приглушенные голоса жрецов, позволив себе восхищаться сверкающими бликами на поверхности реки под смех детей и тихие разговоры взрослых, ожидавших родных. Та же нежная золотистая дымка наполняла небо над их головами, что и в день битвы, но, если тогда утро было для нее блеклым, холодным из-за полнившей воздух тревоги, сейчас она наслаждалась каждым его мгновением.
Когда краешек солнца показался из-за леса, голоса в лагере наконец-то стихли. Сердце Фаи забилось сильнее, полное нетерпения и предвкушения. Со дня их первого поцелуя они никогда не разлучались более чем на день, но Фая могла подождать еще немного. Разумеется, сперва семья Матвея должна будет собраться на молитву предкам; только после этого они наконец-то смогут остаться наедине.
Идя так, чтобы солнце оказалось за спиной, освещая им путь, воины начали покидать лагерь. Жены и невесты бросались им на шеи, дети прижимались к ногам, родители целовали в лоб. Фая посторонилась, чтобы не мешать воссоединению очередной семьи, и встала на цыпочки, высматривая Матвея.
– В добром здравии он, просто замешкался, – сообщил ей деревенский лекарь, проходя мимо. – Подарок твой ищет в шатре, видать, обронил.
Фая весело рассмеялась – она и думать забыла об обещанном подарке. Мимо прошли остальные Рокотовы, поприветствовав ее кивками и даже улыбками, на которые она ответила. В тот момент она была способна на одну лишь радость, а все прошлые обиды оказались забыты. Даже саднящая боль в груди на какое-то время стихла.
Матвей вышел из лагеря одним из последних, и Фая, не чувствуя под собой ног, побежала навстречу. Он поймал ее в объятия, слегка пошатнувшись, и зарылся лицом в шею. Она слышала, как он повторяет ее имя, щекоча губами кожу, но сама не могла произнести и слова, переполненная чувствами от его близости и жмурясь от бросившегося в глаза солнца. Казалось, впервые за все время, что они были в разлуке, она могла свободно дышать. Одна ее рука мягко гладила его по волосам, другая по спине, и, когда его колени подогнулись, Фая села на землю вместе с ним. Ей пришлось отстраниться, чтобы наконец-то увидеть его лицо и осыпать его поцелуями, и, когда он засмеялся ей в губы, она поняла, что еще не слышала ничего прекраснее этого тихого звука.
– Я очень скучала, – сказала Фая и добавила со строгостью, обращенной к воображаемым врагам: – Пусть это будет первый и последний раз, когда тебе пришлось уйти.
– Следующий, кто осмелится пойти на нас в атаку, познает гнев моей милой, – без насмешки, но с нежностью произнес Матвей, обвивая ее руками. – Я научу тебя биться на мечах перед нашим путешествием. Тебе не будет равных в бою.
Рядом раздались смешки. Фая и не подозревала, что у них были зрители. Матвей продолжил тише и медленнее, глядя только на нее:
– Ты была в моих мыслях каждое мгновение дня и ночи. Даже сейчас, пока я искал подарок, мне почудилось, что ты была рядом и направила мою руку своей. Только подумай, прикоснулась как наяву и сразу исчезла. Но глаза, мне показалось, были другими, золотистыми… Зеленые мне нравятся куда больше.
Фаю кольнула странная, совершенно неуместная сейчас тревога, и она отмахнулась от нее, засмеявшись. Матвей часто говорил, что ее глаза были яркими, как освещенный солнцем лес. Он потянулся к суме на поясе.
– Сейчас найду его, он здесь… – Он сглотнул и нахмурился, откинувшись назад, так что ей пришлось вытянуть обе руки, чтобы не разрывать объятия. – Сейчас, сейчас…