То, что предначертано, было сложно изменить, но она все же хотела попытаться.
Самый маленький хрупкий свиток, перевязанный веревкой с крепким узлом еще до рождения Марфы, всегда был холоднее льда. Однако сейчас узел был развязан, словно написанное внутри само желало быть прочитанным. Ей потребовалось совсем немного времени, чтобы разобраться в старых молитвах, и тогда, попросив прощения у отца, она встала и проковыляла к печи. Золу выгребли еще вчера, чтобы они с Фаей могли помыться, но на глине все равно оставались черные следы копоти. Береста на их фоне выглядела белой как снег.
Не отрывая глаз от свитка, Марфа прочитала несколько многословных молитв, обращенных к богу Перуну, сильнейшему из всех, покровителю жизни в подлунном мире. Облегчением ей служила мысль, что она ни разу не оскорбила его непочтительностью или грубостью, как и оказавшаяся под ее опекой девочка. Марфа не была Фаине родней по крови, но по-своему дорожила ею и не могла обречь на вечные муки.
Закончив молитву, она окружила бересту стебельками полыни и боярышника, не без радости вспомнив, что темные силы не переносят их запаха, и подожгла. Вспыхнувшие рыжим языки пламени тут же окрасились в кроваво-красный, и пожираемый ими свиток почернел и съежился.
«И пусть мое дитя получит все, чего заслуживает», – подумала напоследок Марфа.
Пламя на мгновение вспыхнуло, словно в ответ, и погасло, не оставив даже искры. Береста с описанием древнего ритуала рассыпалась черной блестящей пылью, при виде которой с плеч Марфы словно сняли тяжелую ношу. Она сгребла пепел в мешок, добавила туда сухого чертополоха и поспешила наружу, закопать его у кореньев березы и молить светлые силы, которые та олицетворяла, о спасении для них всех.
Когда Марфа закрывала дверь, в сени незаметно проник сквозняк. Бесшумный, словно ядовитая змея, он коснулся маленького сундука, который она оставила незапертым, и проник в замочную скважину. Изнутри раздался шорох – словно кто-то невидимый развернул свитки. Или положил новый.
Ближе к вечеру по деревне пронесся слух: кочевники окажутся здесь утром через три дня – слишком скоро, чтобы на выручку поспела княжеская дружина, зато соседние поселения обещали помощь. Возглавит оборону старый воевода Борис Рокотов; а если силы окажутся равны и перед битвой будет решено устроить поединок, все его племянники вызовутся добровольцами. Последнее известие ни для кого не стало неожиданностью, но в глазах Фаи на мгновение потемнело, и она крепче сжала в кулаке кончики платка, не обращая внимания на царапавшую кожу жесткую шерсть.
Отдать жизнь в битве, чтобы защитить свою землю и семью, всегда считалось в этих землях почетным. Как и совершение боевых подвигов во имя богов, что сотворили для людей целый мир столетия назад и продолжали управлять им до сих пор, милостиво принимая подношения в свою честь. О величии жертв во имя победы с именем Перуна на устах слагали песни и легенды, место которым было на капище и во время боевых ритуалов. Но все это вовсе не значило, что отпускать мужчин на войну было легко.
Матвей пришел, когда переполошенные жители разошлись по домам. По отцовской линии он унаследовал высокий рост и крепкие плечи, от матери – карие глаза, по цвету напоминавшие мед. В его густых темных волосах удивительно хорошо смотрелись луговые незабудки, но об этом не было известно ни одной живой душе, кроме него и Фаи. Она взяла его за руку и повела к их излюбленному месту – мимо ромашек, лилий-саранок и васильков к заменяющему скамейку стволу дерева у зарослей шиповника. Они были достаточно густы, чтобы спрятаться от посторонних глаз. Фая ухаживала за садом сама и очень им гордилась. Матвей усадил девушку рядом с собой и поцеловал в лоб, перебирая пальцами каштановые пряди толстой косы. Фая опустила голову ему на плечо и прикрыла глаза, хотя бы на несколько мгновений позволив себе спрятаться от остального мира, желающего забрать его у нее.
– Я посвящу победу тебе, душа моя, – сказал Матвей с улыбкой. Его голос был низким, как у дяди; ходили легенды, что прозвище Рокотов их предкам дали как раз из-за него. – Заявлю об этом во всеуслышание. Глядишь, и братья на радостях найдут себе невест, и сразу сыграем свадьбу.
– Жаль, что они не сделали этого раньше, – прошептала Фая, не открывая глаз. Его слова были прекрасны, и не было ничего хуже, чем думать о том, что они никогда не станут явью.
Братьев у него было два, и, будучи младшим, Матвей не мог объявить о помолвке раньше них. Судя по тому, как смотрела на Фаю его родня, они надеялись, что однажды он передумает и выберет более подходящую невесту. Рокотовы жили в соседней деревне, но после пожара этой весной, который оставил их без дома и главы семьи, все перебрались к Борису. У того имелись большая изба и просторный двор, где держали коров, стадо овец и десяток свиней. У Фаи же не было ни отца, ни матери, которые оставили бы приданое, а Марфа жила скромно. Мяса, молока и шерсти у них никогда не бывало слишком много.