Я прекрасно помню, как в эпоху Брежнева в 1970-е годы в Москве ходила по рукам много раз переписанная кассета под названием «Париж – цыгане». Как я понял много позднее, на ней пели Дмитриевичи, и я юношей заслушивался их особым произношением, отличающимся той отчетливой манерой в русских романсах мять и проглатывать слова, которую трудно описать, но, раз услышав, не забыть уже никогда.
На той же «самиздатской» кассете было несколько песен в исполнении Людмилы Лопато. Тембр ее голоса потряс меня в одночасье, задушевность тронула сердце и пробудила удивительные мечты. Невольно я стал воображать себя в Париже или почему-то в Тегеране, за столиком в эмигрантском кабаре, наполненном звуками румынской скрипки, восторженными возгласами гуляк и теми песнями, в которые нельзя не влюбиться. Но тогда, естественно, я и думать не мог, что русский эмигрантский Париж станет частью моей судьбы и что Людмила Лопато сделает меня своим конфидентом и летописцем.
Справедливости ради надо сказать, что в России важной связующей нитью между канувшими в Лету кабаре, русской эмиграцией и Родиной стала певица Алла Баянова, приехавшая из Бухареста в Москву в 1980-е годы, в период перестройки. Баянова появилась в России в расцвете творческих сил, с огромным, неслыханным репертуаром русского и цыганского романса, редкого эмигрантского «шансона», и объездила с концертами всю страну, собирая многочисленные залы почитателей. Таким образом она вызвала волну огромного интереса к редкому, подчас и вовсе забытому песенному репертуару, лучше сохранившемуся в недрах русской эмиграции именно благодаря успеху «русских кабаре» во всем мире. Вслед за Баяновой в России выступали на бывшей родине и даже переехали туда жить несколько исполнителей фольклора «третьей волны» эмиграции – 1970-х годов, в основном прославившихся в США, в окрестностях Брайтон-Бич, но работавших уже в другом, более массовом и популярном жанре.
В начале нового, XXI века, старый, эмигрантский Париж со своей ночной жизнью встает перед нами в эмоциональных воспоминаниях «Императрицы русского ночного Парижа», знаменитой певицы и хозяйки очень успешного парижского русского ресторана Людмилы Лопато. Смею утверждать, что сам жанр песенного кабаре, где мелодия имеет не меньшее значение, чем поэзия, издавна сроднен с русской культурой. В любви кутить, а это значит кушать, пить и слушать песни, мы, по счастью, не одиноки. Такой же слабостью страдают, как ни странно, многие латинские нации, особенно испанцы с их зажигательными танцами «фламенко» под звуки песен «зарзуэлы», и португальцы, с их великолепными, щемящими сердце «фадос». Ближе всего, на мой взгляд, к лирико-драматическим качествам русского и цыганского романса подошли латиноамериканские песни «болерос» (как это созвучно русскому «болею»!), где страдания по поводу неразделенной или потерянной любви накалены до такого же крайнего, последнего предела, как и у нас. Возможно, в этих традициях есть что-то общее, и это общее – цыгане.
Именно они, вольный кочевой народ, восхищавший Пушкина, а с ним и целую плеяду русских писателей, музыкантов и художников, держали первенство в России XIX века в хоровом пении в ресторанах «Яр» и «Стрельня», о чем по сей день поют в романсе «Что за хор певал у Яра». Предыстория цыганских хоров в России уходит в глубь времен. Еще в эпоху Екатерины Великой ее фаворит граф Григорий Орлов организовал первый цыганский хор из музыкально и вокально одаренных цыган, выходцев из Молдавии, под руководством знаменитого Ивана Трофимова. В составе хора были первая цыганская вокалистка России в эпоху Александра I Стеша Каталани и Олег Васильев. Успех цыганского пения оказался настолько велик, что вслед за Орловым другие фавориты императрицы – князь Потемкин, граф Зубов и граф Зорич – создали свои собственные цыганские хоры для вечеров и кутежей. Постепенно цыгане поселяются в столицах: в Петербурге – на Песках, в Москве – на Грузинах. Многие цыганские и русские романсы были записаны с напева хора Ивана Трофимова и стали классикой уже в пушкинскую эпоху, а впоследствии знаменитый Илья Соколов, племянник Трофимова, вместе со своим хором создал огромную вокально-песенную коллекцию русско-цыганского романса, дошедшую частями и до нашего времени. Цыгане пели в ресторанах и трактирах, и постепенно русский праздник XIX века стал немыслим без перебора гитары и задушевного голоса. Именно эта традиция и перешла затем в эмиграцию, когда поиски утраченной страны сузились до атмосферы ночного кабаре…