Мы должны обратиться к произведению позднеримского географа Гая Юлия Солина, которое было широко известно под названием «Polyhistor». Многое говорит в пользу того, что Вольфрам использовал «Polyhistor». Он мог знать следующий текст:
«По ту сторону Мероэ, на крайнем Востоке, эфиопы называются макробиями. И действительно, их жизнь вполовину длиннее нашей. Они исповедуют справедливость и равенство. Они обладают замечательной силой и красотой; для украшений они используют медь, а из золота делают цепи для злодеев. В стране есть место под названием «Helios trapeza» (стол солнца), где всегда в изобилии находится пища, которой каждый может кормиться. Эта пища, говорят, множится благодаря особой воле богов».
Эта эфиопская «скатерть-самобранка» напоминает о Граале, но мы можем прибегнуть непосредственно к эфиопской легенде о царице Савской для установления этой взаимосвязи. Мы прочли о «похищении ковчега» и установили, что в нем находились не только скрижали Завета, но и манна. Однажды манна была спасением для голодающих евреев. Нельзя не заметить сходства Грааля и ковчега.
Древо жизни и скатерть-самобранка — вот два значения, которые соответствовали как рассказам о Граале, так и эфиопским преданиям. Но это еще не все! Грааль, на который голубка кладет облатку, имеет странное название «lapsit exillis». Для объяснения этого названия существовало много фантастических толкований. Мы не можем здесь представить их полностью, хотя и осмелимся предложить одно толкование, подсказанное эфиопской легендой. Мы помним: ковчег, так рассказывает «Kebra Nagast», бьш ларцом из неподверженного гниению дерева, покрытого чистым золотом. Но этот «земной» ковчег является точной копией «небесного». Что мы узнали об этом «небесном» оригинале? А вот что: он походил на «яшму, гланерц (?), топаз, драгоценный камень, кристалл, свет», значит, бьш изготовлен не из дерева, а из камня. Этот «небесный» ковчег появился на земле в виде деревянной копии. Помогает ли нам это продвинуться дальше в нашем вопросе о «lapsit exillis»?
Многие научные издания «Парцифаля» действительно употребляют это словосочетание, и большинство толкователей подозревают за ним игру слов. За «lapsit» стоит якобы слово «lapis», камень, о котором идет речь дальше. A «exillis» интерпретируется как «ex coelis», с неба. Упавший с неба камень — это было бы вполне возможным истолкованием Грааля. Однако в более старых рукописях — их четыре — написано не «lapsit» и не «lapis», a «jaspis». Тогда речь идет о «яшме с неба». А в «Kebra Nagast» мы встречаем яшму как строительный камень «небесного ковчега». Итак, оба, и Священный Грааль Вольфрама, и ковчег эфиопской легенды при этом толковании — «небесная яшма» — имеют между собой таинственную связь. Но обнаруживаются и другие странные параллели.
В каждой эфиопской церкви, как мы видели, хранится копия ковчега. Эти «таботы» несут во время процессий. То же самое происходит и с Граалем, который несла Репонз де Шуа во время подробно описанной процессии. Еще важнее то, что «таботы» применялись как алтарные плиты, на которых совершалась евхаристическая жертва. А что сообщает Тревицент о Граале? Каждую Страстную пятницу голубка приносит евхаристическую облатку, следовательно, Грааль тоже является символом Тайной Вечери. И наконец, на камне Грааля начертаны буквы: имена тех, кто удостоен бьггь рыцарем Грааля. Мы знаем, что на эфиопских «та-ботах» было выгравировано имя святого покровителя, то есть того, кому была посвящена церковь.
Параллели действительно поразительны: Вольфрамов Грааль как «яшма с неба» (jaspis exillis) имеет свое подобие в «небесном ковчеге» из эфиопской легенды Как эфиопские «таботы», он является евхаристическим символом, в качестве «скатерти-самобранки» он прославлялся как «Helios trapeza» («стол солнца) в Эфиопии, и как «корень» и «ветви» райского древа он напоминает исцеление царицы Савской, когда она коснулась порога из райского древа-креста во дворце Соломона.
Но остается открытым вопрос, можем ли мы из этих параллелей делать вывод о знании Вольфрамом эфиопского эпоса. Мы очень мало знаем об источниках Вольфрама, слишком ненадежны связующие звенья. Это должно предостерегать от поспешных выводов. «Яшма с неба» связывает Вольфрама и эфиопскую легенду, возможно, через традицию, которая, укоренившись в христианском фольклоре, была общей для них обоих.
В «Откровений Иоанна», наконец, тоже речь шла о яшме. Там появляется нисходящий сверху «Новый Иерусалим»: «… Светило его подобно драгоценнейшему камню, как бы камню Денису кристалловидному…» Возможно, этот отрывок из Библии был общим источником, как для фантазии Вольфрама, так и для теологии «Kebra». Если же мы, несмотря на все, не хотим исключить связи Вольфрама с эфиопской легендой, тогда подумаем со всеми возможными предосторожностями о множестве других параллелей, особенно об истории Парцифаля и Фейрефица и о черной Белакане, при описании судьбы которой нас коснулось дыхание царицы Савской.
Глава 15
ПРИНОСЯЩАЯ ДУШИ и НЕВЕСТА МИРА
Чарующий образ царицы Савской до сих пор был нам известен с точки зрения еврейских, исламских и эфиопских преданий. Разумеется, мы можем проследить, как царица из дальних далей «иммигрировала» в европейское культурное пространство и повсюду перевоплощалась в необычные существа. Это королева Гусиная Лапа (Reine Pedauque) в Бургундии и Тулузе, царица с ослиной ногой в апулийском Отранто, убивающая мужчин царица на Тейнахском алтаре Антонии, царица загадок на алеманнских коврах. С нею связана тайна Грааля. Мы смогли разгадать эти загадочные, необычные перевоплощения только с помощью совокупности всех экзотических преданий.
Именно эти предания долго приковывали наше внимание, захватили нас волшебством завуалированно выраженной матриархальной культуры.
До сих пор мы не встречали специфически христианскую царицу Савскую, что и не удивляет, так как первое тысячелетие христианской культурной истории проявляло сдержанность в отношении царицы. Сначала ей было отказано в самостоятельно развивающейся собственной жизни. Она не могла быть возведена ни в ранг основательницы или интеграционной фигуры целого народа, как в Эфиопии, ни в образец благочестивой верующей, как в исламской легенде о Билкис. К тому же за ней сохранилась демоническая слава, выпавшая на ее долю в еврейских легендах. Христианская религия открывала царицу Савскую постепенно. Сначала руководствовались исключительно интересом найти ей, царице из экзотического далека, место в научной теологической системе. Как исторической фигурой ею совершенно не интересовались. Осталась без внимания ее савейская родина, а также ее загадки. К средневековой царице Савской применялась особая, вызывающая у нас недоумение практика истолкования.
Почти не интересуясь историческими вопросами, средневековые комментаторы придавали ей, как и другим библейским персонажам и событиям, символическое значение. Как правило, на историческом письменном материале строилась символическая трехступенчатая система: на базе аллегорий пытались интерпретировать Ветхий Завет в русле таинств христианской религии, с помощью толкования иносказаний осуществлялось обучение морали, наконец, в мистической интерпретации взору представал «конец света».
Единственно что, интересовало в Ветхом Завете так только соответствие образов и событий с подобным из Нового Завета. При этом соблюдалась схема: персонаж, событие из Ветхого Завета образовывали тезу, соответствующие из Нового Завета — антитезу. Такое соотношение сегодня кажется надуманным и чисто произвольным, но тогда в большинстве случаев изменения ветхозаветного события были необходимы.
И вот царицу многократно вводили в историю Христа и придавали ей соответствующее значение. Ее историю читали не буквально, а пытались с помощью многочисленных интерпретаций представить в ней прообраз для истории Христа. Это происходило с большой долей фантазии и всегда определялось стремлением к позитивному истолкованию.
Для средневековой царицы Савской важную роль играли тексты, в которых ей, «царице Юга», «reginae austri», сам Христос отвел важную функцию. Эти тексты, всегда апокалиптические, говорят о царице Савской как свидетельнице на Страшном Суде: