Упомянутая царица Юга — это царица Эфиопии, а под «оконечностью земли» подразумеваются слабость женской природы, длина пути, зной и голод во время путешествия и жажда. Но она, царица Юга, была очень красива и лицом и статью и (наделена) знанием и познанием, которые ей дал Бог, чтобы она пошла в Иерусалим услышать мудрость Соломона, ибо произошло это по Божьей воле. Но она была очень богата, потому что Бог даровал ей славу и богатство, золото и серебро, дорогую одежду, верблюдов, слуг и купцов. Они занимались для нее торговлей на море и на суше, в Индии и Сиене».
Красота (это качество первый раз открыто отмечается в эфиопской легенде) и богатство внешне характеризуют царицу, которая обрисована совсем по-земному. Ничего не сообщается о сверхъестественных чертах. Это особенно проявляется во вступлении к истории посещения. Больше не появляется также удод, которому как нарочной птице уделялось такое большое внимание в еврейских и исламских легендах. Вместо него фигурируют эфиопский купец Тамрин, который при строительстве храма поставил Соломону «красноватое золото, не подверженное гниению черное дерево и сапфиры». На него произвела глубокое впечатление мудрость правления Соломона, и он после своего возвращения информирует царицу:
«Все это он рассказал ей и ежедневно повторял, что он увидел у царя, и сообщал ей об этом. Она же дивилась тому, что слышала от купца, своего слуги, и в глубине души задумала отправиться к царю: она плакала от тоски над тем, что он ей рассказал, и очень хотела поехать к царю. Ею завладела мысль о путешествии к нему, но она считала путь слишком долгим и трудным. Она снова и снова расспрашивала его, а он снова и снова рассказывал ей; наконец, она решила поехать, чтобы услышать его мудрость, увидеть его лицо, поприветствовать его и преклониться перед его властью. Все свои мысли она сосредоточила на путешествии к нему. Бог склонил ее сердце к путешествию, и она подчинилась».
Этот отрывок важен, так как в основе его лежит не желание царицы пустится в путь, с целью найти подходящего брачного кандидата, что особенно подчеркивалось в еврейских и исламских легендах. Эфиопскую царицу Савскую воодушевило стремление к мудрости. Поэтому в «Kebra Nagast» мы видим одухотворенный образ царицы. Нет ничего удивительного в том, что 24-й главе на все лады прославляется мудрость.
Этот гимн мудрости царицы, равного которому нет в мировой литературе, по своей красоте и глубине является впечатляющим примером знания, которое еще не превратилось в холодную интеллектуальность. Была ли когда-нибудь образнее и проникновеннее, чем в следующем гимне мудрости, воспета ее жизнеутверждающая сила, эстетика и этический дар систематизации?
«Люди мои, услышьте мой голос и внемлите моей речи: я жажду мудрости, и мое сердце ищет познания, ибо я сражена любовью к мудрости, и меня повязали путы познания. Ведь мудрость лучше сокровищ из золота и серебра; мудрость лучше, чем все, что создано на земле. Что под небом сравнимо с мудростью? Она слаще меда и хмельнее вина, она светлее солнца и желаннее драгоценных камней, она питает человека лучше, чем масло, насыщает сильнее, чем сладкие лакомства, делает его прославленным больше, чем золото и серебро, она дает радость для сердца, свет для очей, силу для ног, защитный нагрудник, шлем для головы, пояс для чресел, она провозвестник для ушей, наставник для души, учитель для знающих, утешитель для умных, податель славы для ищущих.
Царство не может существовать без мудрости; куда бы ни ступила нога, она не стоит твердо без мудрости, и то, что произносит язык, не услаждает слуха без мудрости. Мудрость лучше, чем все сокровища: тот, кто копит золото и серебро, не имеет от них никакой пользы без мудрости; но у того, кто копит мудрость, никто не может похитить ее из сердца. То, что собирают дураки, потребляют мудрецы; из-за ошибок глупцов ценятся мудрецы, из-за низости безбожников восхваляются праведники.
Мудрость высока и богата; я желаю любить ее, как мать, и пусть она любит меня, как свое дитя; я хочу идти путем мудрости, и она будет мне принадлежать; я хочу идти ее путем, и она меня не оттолкнет; я хочу опираться на нее, и она будет для меня стеной, крепкой как алмаз. Я хочу искать у нее защиты, и она будет для меня силой и крепостью; я хочу радоваться ей, и она будет для меня величайшей милостью. Ведь подобает, чтобы мы шли путем истины, и наши подошвы ступали на порог врат мудрости. Если мы будем ее искать, мы ее найдем, если мы будем ее любить, она не покинет нас, если мы будем ее преследовать, мы найдем ее, если мы будем просить ее, мы ее получим; так пусть же обратится к ней наше сердце, чтобы мы ее никогда не забыли! Ведь если ты помнишь о ней, ты помнишь также и о себе; при глупцах ты никогда не должен упоминать о мудрости, ибо они ее не почитают, и она (мудрость) тоже их не любит. Почитание мудрости состоит в почитании мудрецов, а любовь к мудрости — в любви к мудрецам…»
Из этого гимна мудрости мы узнаем нечто интересное о царице Савской в эфиопской традиции. Многие обороты речи, где воспевается мудрость, напоминают нам песни о мудрости, известные из Книги притчей Соломоновых в Ветхом Завете. Параллели заметны в мельчайших подробностях: мудрость ценится превыше золота и серебра, ее отгораживание от глупости и прежде всего положение мудрости над всем, что создано на земле. Мысль о приоритете мудрости над остальными творениями также есть в притчах:
«Господь имел меня началом пути Своего, прежде созданий своих, искони:
От века я помазана, от начала, прежде бытия земли. Я родилась, когда еще не существовали бездны, когда еще не было источников, обильных водой.
Я родилась прежде, нежели водружены были горы, прежде холмов».
(Притчи Соломоновы, 22–25, 8). Но глубокий смысл этих параллелей становится ясным, если вспомнить, что не кто иной, как Соломон написал Книгу Притчей. Но в «Kebra Nagast» хвалебную песнь мудрости поет царица Савская. О Соломоне ничего подобного не сообщается. И это происходит до того, как царица собирается в путь, чтобы познакомиться с мудростью Соломона. Таким образом, царица как любящая мудрость государыня занимает место, которое принадлежало Соломону. Она уже «получила наследство» от него, мудрого царя, прежде чем посетить его.
И еще один момент: «мудрость» не мужского, а женского рода. Это показывает грамматика: по-немецки — это die Weisheit, по-латыни Sapientia, по-гречески Sophia, по древнееврейски chokma и т. д. Царица говорит о мудрости, как о «любящей матери». Это выходит за рамки притчей, так как там мудрость сравнивается с «играющим ребенком».
G содержании мудрости мы ничего не узнаем, только ее жизнеутверждающей силе во все новых образах возносит хвалу царица.
Каким же является отношение царицы к Соломону, после того как — мы это видели, — центр тяжести несколько переместился? Сначала царица ведет себя покорно. Она приветствует его так:
«Счастлив ты, мой господин, что тебе даны такие мудрость и познания: я хотела бы стать одной из твоих ничтожнейших служанок, чтобы мыть тебе ноги, преклоняться перед твоей властью и наслаждаться твоей мудростью. Как мне нравится твой ответ и сладость твоего голоса, красота твоей походки и чарующие речи! Красноречие и сладость твоего голоса радуют сердце, украшают уста, делают уверенным шаг. Я вижу, что твоя мудрость безмерна, и твои познания неослабны, как светоч во мраке, как гранат в саду, как жемчужина в море и как лунный свет в тумане, как утренняя звезда среди звезд, как заря и восход солнца на небе».
Это напоминает историю посещения, которую мы узнали из «Targum Scheni» Книги Эсфири. Там это был царский гонец Бенаяху, ослепительная красота которого сравнивалась с утренней звездой. Но в «Kehra Nagast» этими или похожими метафорами восхваляется мудрость. И здесь они относятся не к физической красоте, а к мудрости, которой была потрясена эфиопская царица. Но действительно ли достоин Соломон подобной похвалы? Заслужил ли он восхваления царицы в таком возвышенном тоне? Возникает сомнение, если мы проследим за дальнейшим развитием истории их встречи.
Разумеется, сначала Соломон выставлен в наилучшем свете. Он не ведет себя надменно по отношению к своим подданным. Вместе с мокрыми от пота рабочими он таскает камни для строительства храма, подчеркивая таким образом равенство между ними. И его доводы в пользу превосходства религии Творца над солнцепоклонничеством приводят царицу к смене религии. Но обращение царицы в другую веру не могло произойти столь радикально.