«После этого она услышала следующую весть: в Иерусалиме есть царь по имени Соломон. Тот, кто придет к нему, будет исцелен от любой болезни. Ей было сказано: «Если ты к нему пойдешь, твоя нога станет такой, как прежде, едва только ты войдешь в его дверь…» Когда она приближалась, царь Соломон услышал о ней. Ему сказали: «Идет царь Абиссинии!». Он сказал: «Просите его!» И когда она вошла, ее нога стала такой, как раньше, едва только она переступила порог…»
Что же случилось? Каким образом произошло чудесное исцеление? Сам Соломон кажется совершенно непричастным к этому, он даже не заметил исцеления! С самого начала царица входит к нему «здоровой женщиной». То, что случилось с царицей, заставляет нас углубиться в христианскую легенду о царице Савской, которой подробнее мы займемся дальше. Здесь сказано слишком много: царица Савская касается своей искалеченной ногой дверного порога дворца. Но дерево, из которого сделан порог, происходило из райского сада, было частью дающего бессмертие древа жизни. Извилистыми путями это дерево становится в конце концов крестом Иисуса. Царицу исцеляет соприкосновение с дающим жизнь деревом креста, а не одержимый дьяволом Соломон.
Здесь мы явно чувствуем руку христианского рассказчика легенды, и протягивается линия от древнеафриканского культа змеи через известную из иудаизма и ислама историю посещения до заблаговременной встречи царицы Савской с христианским крестом. В Эфиопии слились друг с другом африканские, исламские, еврейские и христианские мотивы.
Мы до сих пор не знаем, как и когда эти мотивы были объединены, но одно можно сказать определенно: эфиопская легенда о царице Савской пользуется такой популярностью, что постоянно изображается в историях с картинками. Эти «книги с картинками» находятся не в церквях или монастырях, для этого они, вероятно, слишком мирские и политические. Они выставлены на продажу на рынках и в маленьких лавках. Нарисованы они, как comic strip — на пергаменте, холсте или козьей шкуре, но всегда с неповторимой простотой и ясностью — наглядные примеры цветущей народной живописи.
Правила этой живописи напоминают византийское искусство: изображения находятся в середине картины. «Положительные» персонажи изображены фронтально и поэтому приобретают особую значимость. Отрицательные персонажи никогда не изображаются фронтально, а всегда в профиль. Правило изображения в профиль соответствует специфически эфиопскому живописному канону: зритель не должен подвергаться воздействию «злого взгляда». Гамма красок ограничена основными цветами: красным, желтым и голубым. Краска наносится грубыми мазками и обводится черными контурными линиями. Пространственная перспектива и другие зрительные эффекты отстутствуют. Для эфиопского искусства типично изображение очень длинного, поучающего указательного пальца. Притягательно воздействуют огромные, широко открытые глаза, что придает особое очарование картинам.
Одна из этих историй в картинках была нарисована в 1970 г. Афаварком Мангешей. На семидесяти двух картинках он в традиционной форме рассказывает историю эфиопской царицы Савской.
Глава 14
ПО СЛЕДАМ ПАРЦИФАЛЯ
Мы видели царицу Савскую дьяволицей в еврейской легенде, сидящей на троне государыней в персидской книжной миниатюре, дочерью джинна и «повелительницей зверей» в южноарабских сказаниях, подобием Семирамиды и, наконец, основательницей эфиопского царского дома. Разумеется, мы ее встречали также и в европейских преданиях как царицу-газель с ослиной ногой в Отранто или как королеву Гусиная Лапа в Бургундии и Тулузе. А также в домашней обстановке как царицу, загадывающую загадки на алеманнском ковре. Не будем забывать и о царице-«мужеубийце» на алтаре Антонии в Бад-Тейнахе.
Теперь мы займемся одним из крупных средневековых эпосов, «Парцифалем» Вольфрама фон Эшенбаха. Кто-то может недоверчиво покачивать головой, когда мы попытаемся установить связь между «Парцифалем» и легендой о царице Савской. Связующие звенья — текстовые оригиналы, которые мог использовать Вольфрам, нам до сих пор неизвестны Заставляет призадуматься также временной интервал. «Парцифаль» был написан приблизительно в 1200 г., а письменное изложение легенды о царице Савской в «Kebra Nagast» относится к 14 в. Так что скептики имеют все основания быть скептиками! С другой стороны, автор «Парцифаля» в своем романе изображает сцены, происходившие во многих странах Арабские и африканские страны ему так же близки, как Франция или его родная Франкония Парцифаль хочет стать рыцарем Святого Грааля, все его стремления направлены на это. Замок Грааля Мунсальвеш, который хочет отыскать Парцифаль, находится в несуществующем месте. Но при описании замка Вольфрам использует черты, которые ему знакомы по франконским замкам его родины. Так, он упоминает воображаемое ристалище во дворе замка Грааля на Абенбергском лугу: это замок Клейн-Амберг между Шпальтом и Швабахом, приблизительно в двух километрах восточнее Эшенбаха, откуда был родом Вольфрам Он описывает огромные камины замка Грааля, и что же он при этом вспоминает? А то, что в Вильденберге он ничего подобного не видел Вильденберг — это замок менестрелей недалеко от Аморбаха, расположенный в примайнской Франконии. В этом замке, принадлежавшем рыцарю фон Дюрну, Вольфрам часто гостил; там он мог написать главы из «Парцифаля». Близость родины и непреодолимая тоска по неизведанным далям определяют атмосферу эпоса Не встретим ли мы там и царицу Савскую?
Сначала выясним, что нам сообщает Вольфрам о своих источниках Как и все авторы этой темы, он почерпнул материал из эпического произведения провансальского поэта Кретьена де Труа. Однако Вольфрам решительно заявляет, что Кретьен де Труа фальсифицировал историю Парцифаля. Он ссылается на настоящий источник — на провансальского поэта Киота. Тот обнаружил историю о Граале в Толедо, в никем не замеченной арабской рукописи. И автором этой рукописи был якобы языческий естествоиспытатель Флегетанис, который вел свое происхождение от Соломона, но преступно обратился к идолопоклонству и поклонению Золотому Тельцу. Киот и Флегетанис заставили исследователей «Парцифаля» поломать голову, потому что нет никакого свидетельства об этих именах и их произведениях, кроме упоминания Вольфрама.
Многие исследователи видят в обоих «фиктивных авторах» розыгрыш Вольфрама с целью дать своему произведению достойных предшественников. Мы же воспринимаем этих по сей день неизвестных посредников как указание на то, что Вольфраму были известны предания, которые дошли до него, вероятно, в устном виде. Не прячется ли за этим арабско-языческим источником, который так таинственно упоминает Вольфрам — и как-никак семь раз! — эфиопская легенда о царице Савской, разумеется, дошедшая до него в устной форме? Чтобы до конца разобраться в этом вопросе, мы пользуемся только текстом «Парцифаля», который сообщает нам неожиданные сведения.
Начнем с истории Гамурета, отца Парцифаля. Он, отказавшись от наследства, чтобы в дальних странах достичь рыцарской славы, пускается в путь в Багдад (Балдак), в арабскую страну, где служил царю Баруху. Тот совмещал, как и Соломон, светскую и религиозную власть. Но Гамурет побывал также в Марокко и Персии, в Дамаске и Александрии, везде воплощая рыцарский идеал «умеренности и служения даме». Из Багдада он отправляется в царство Зазамак и там встречает ее, «нежную и добродетельную» Белакану, «черную царицу». Вольфрам называет ее мавританкой, и мы имеем все основания отождествить страну мавров с Эфиопией. Тем более, что Гамурет морским штормом (Красное, или Эритрейское море) был выброшен прямо перед дворцом.
Город, где стоит дворец, называется Пателамунт, и никто до сих пор не слышал об этом городе. Гамурет освобождает город и черную царицу от врагов, но не хочет дальше там оставаться, потому что жители были черными «как ночь». Положение меняется, когда он воспылал страстной любовью к черной Белакане. И повторяется любовный роман царя Соломона и царицы Македы. «И тогда насладилась царица нежной любовью с Гамуретом, возлюбленным ее сердца, каким бы разным ни был цвет их кожи». Как когда-то Соломон воссоединяется с языческой царицей Савской, так и сейчас христианский рыцарь воссоединяется с языческой царицей.