Единственно что, интересовало в Ветхом Завете так только соответствие образов и событий с подобным из Нового Завета. При этом соблюдалась схема: персонаж, событие из Ветхого Завета образовывали тезу, соответствующие из Нового Завета — антитезу. Такое соотношение сегодня кажется надуманным и чисто произвольным, но тогда в большинстве случаев изменения ветхозаветного события были необходимы.
И вот царицу многократно вводили в историю Христа и придавали ей соответствующее значение. Ее историю читали не буквально, а пытались с помощью многочисленных интерпретаций представить в ней прообраз для истории Христа. Это происходило с большой долей фантазии и всегда определялось стремлением к позитивному истолкованию.
Для средневековой царицы Савской важную роль играли тексты, в которых ей, «царице Юга», «reginae austri», сам Христос отвел важную функцию. Эти тексты, всегда апокалиптические, говорят о царице Савской как свидетельнице на Страшном Суде:
«Царица Юга выступит на Страшном Суде против этого рода и предаст его проклятию: она пришла с конца земли, чтобы услышать мудрость Соломона. А здесь она больше, чем Соломон».
Эту «роль» царицы Савской имеет в виду неизвестный французский художник «Зеркала спасения», когда изображает встречу царицы и Соломона вместе с Христом-судией.,
Насколько тесно был связан Иисус с царицей Савской, станет понятно, если мы уясним себе, что он отодвигал Страшный Суд не в далекое будущее, а рассматривал наступление конца света как непосредственно предстоящее событие. Следовательно, на приход царицы Савской нужно было рассчитывать уже в скором времени. Но Страшный Суд, а с ним и появление царицы Савской не наступали, и это имело важные последствия.
Апокалиптический образ царицы Савской превратился в символ народов, которые должны были принять христианскую религию. Эти мысли когда-то высказал пророк Исайя, когда говорил о савеях: «Все они придут из Сабы, принесут золото и ладан и воздадут хвалу Господу». Поэтому посещение царицей Савской Соломона стало символом языческих народов, которые стекаются, чтобы поклониться Иисусу. 71-й псалом тоже способствовал этому толкованию, когда возвещал о мессианском князе мира:
«Он будет обладать от моря до моря и от реки до концов земли. Падут перед ним жители пустынь, и враги его будут лизать прах, цари Фарсиса и островов принесут ему дань; цари Аравии и Сабы принесут дары. И поклонятся ему все цари, все народы будут служить ему». (Псалтирь, 71, 8-11).
Так царица Савская со своими дарами воплощает многие народы, которые приходят издалека, чтобы подчиниться миролюбивой власти мессианского царя.
В Средневековье роль царицы Савской как «приносящей души» в большой степени определяет ее христианский образ. Позднеантичный поэт Пруденций убедительно подтвердил это понимание в своей программе возникновения церкви:
«Мудрость строит храм послушными руками Соломона, и царица с Юга накапливает неимоверные богатства в золоте. Близится время, когда Христос построит свой храм в сердцах людей, и греки будут его почитать, и негреческие страны будут его обогащать».
Раннехристианский ученый Исидор из Севильи еще больше расширяет и углубляет значение царицы Савской:
«Соломон воплощает образ Христа, который воздвиг дом Господень для небесного Иерусалима не из камня и дерева, а из всех святых. Царица с Юга, которая пришла услышать мудрость Соломона, должна пониматься как церковь, пришедшая из самых дальних границ мира, чтобы услышать голос Бога».
Царица Савская появляется не только как символ обращенных народов, но и как символ самой церкви. Это означало неслыханный подъем ее авторитета, она становится почти равной Марии.
В одной любопытной рукописи объединены два способа изображения царицы: как приносящей души и как церкви народов. Речь идет о «Hortus deliciarum», «Сад радости». Геррад фон Ландсберг, которая была аббатиссой Хоенбергского монастыря на Одилийской горе.
Картина изображает царя Соломона и царицу Савскую, сидящих вместе на троне. Это напоминает персидские миниатюры, на которых монархи представлены как образцовая пара. Но Геррад фон Ландсберг придает этой сцене совсем иной поворот: «Царица с Юга — это церковь, которая приходит услышать мудрость истинного Соломона, Иисуса Христа».
Другой рисунок пером показывает царицу как приносящую души: она скачет на коне в сопровождении трех мужчин, дары везет верблюд. Объяснение Геррад фон Ландсберг: «Царица Востока означает церковь язычников (ecclesium gentium), которая, услышав имя Сына Божья, спешит к нему…»
Двойное значение (как церкви народов и как приносящей души) дополнено третьей гранью. Царица Савская перекочевала в любовную мистику «Песни Песней» и возвысилась до любимой и любящей sponsa Christi, «невесты Христовой». «Песнь Песней» любви, изначально чисто мирская любовная песня Библии, в Средневековье получала все новые и новые глубокомысленные истолкования. Жених и невеста неудержимо стремились друг к другу, снова убегали, соединялись и расставались, полные горькой тоски, оплакивая разлуку с любимым или клянясь в счастье от его присутствия. Ни один крупный мыслитель Средневековья не отказал себе в истолковании этой песни любви как самой высокой и глубокой любви к Богу. Так, невеста из «Песни Песней» отождествлялась с Богоматерью или с избранной церковью и, наконец, в ней могла узнаваться любящая и любимая «одинокая душа».
Одним из самых глубоких толкований «Песни Песней» мы обязаны сейчас не слишком известному, но в Средневековье очень популярному Гонорию Аугсбургскому, который пытался проникнуть в тайну невесты. Он установил тесную связь между невестой из «Песни Песней» и царицей Юга (regina austri). Автором «Песни Песней» считается Соломон и в первой главе сразу же воспевается возлюбленная:
«… Черна я, но красива, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Не смотрите на меня, что я смугла; ибо солнце опалило меня…» («Песнь Песней» Соломона, 1, 4–5).
Следовательно, речь идет о чернокожей возлюбленной, напрашивается мысль о царице Савской. До Гонория о черной эфиопке думали и другие комментаторы. Гонорий же не только отождествил эфиопку с царицей Савской, но вдобавок поставил рядом с ней трех других женщин. Таким образом он создал многоплановую символику любви, которая включает символически как различные части света, так и охватывает все времена. Есть «дочь фараона», это церковь, которую Моисей когда-то похитил из Египта и привез в Землю Обетованную. Есть Суламифь — олицетворение еврейства. И, наконец, странный персонаж — Мандрагора. Мандрагора — это название похожего на человека растения, аль-рауны, которое все еще встречается в качестве любовного растения в сказках и легендах. Но у нее нет головы; она представляет «лишенную головы» церковь во времена Антихриста незадолго до того, как на нее была водружена голова Христа.
Дочь фараона, царица Савская, Суламифь и Мандрагора — это символы церкви, приведенной к жениху из четырех стран света. Они одновременно представляют четыре века церкви: дочь фараона с Востока символизирует детство церкви; царица с Юга воплощает время юности. Суламифь представляет стареющую еврейскую церковь, а Мандрагора является предсмертным возрастом церкви незадолго до конца света.
То, что соединено в «многообразной невесте», олицетворяет «единообразный» символ царства мира, в котором уничтожены национальные, религиозные, исторические и культурные границы. Это воистину космополитическое царство, где под знаком брачного союза объединено все человечество. Царица Савская в этом видении играет значительную роль, но весьма воинственного характера. Воинственные черты, которые мы часто в ней наблюдали (мы помним о тираноубийце в арабской легенде, о грозной Лилит в еврейском предании), не исчезли в «возлюбленной» царице Юга. Она участвовала в трех войнах. Но полки, которыми она командовала — это мирные войска. Гонорий описывает их в начале своего третьего трактата о «Песни Песней»: