Посланник Залилума обратил свой взор на притихших в тёмном углу хижины маленькую женщину и девочку:
— Кого из них я могу увести с собой?
Сим ничего не ответил.
Тогда человек с судейским жезлом подошёл к Баштум и велел ей подняться. Быстрым, но цепким взглядом он окинул жалкое одеяние женщины и через прореху в рубахе заметил волдыри солнечных ожогов и нарывы от укусов финиковых ос.
— Ты стара и слаба — от тебя никакого проку. Умрёшь в кабале — и Залилум потеряет всё, что дал вам взаймы и уже не возместит себе ущерб за скот, — скривился вершитель правосудия. И, повернувшись к девочке, вынес свой приговор: — Она пойдёт со мной!
Баштум словно по сердцу ножом резанули. Она сорвалась с места, повалилась перед лысым на колени и, цепляясь за его одежду, запричитала:
— Помилуй дитя! Возьми меня за неё! Любую работу сделаю, всё стерплю! Только оставь девочку дома, именем Мардука заклинаю!
— Прочь! — крикнул посланник Залилума и толкнул маленькую женщину так, что она упала навзничь и ударилась головой о земляной пол.
А в следующее мгновение он завизжал от внезапной боли — его кисти коснулась пылающая огнём ветка; в воздухе запахло горелой плотью.
Из-за собственных воплей человек с жезлом не услышал, как пастух воскликнул в испуге: «Ану-син!» Только это и спасло храбрую девочку, заступившуюся за мать, от немедленного наказания.
Когда взгляд посланника Залилума прояснился, он увидел стоявшего перед ним сирийца с догоравшей веткой тамариска в руках. Маленькая женщина, всё так же стоя на коленях, прижимала к себе девочку и смотрела на лысого широко раскрытыми глазами, в которых застыло выражение ужаса.
— Как ты посмел, раб?! — взревел, придя в себя, яйцеголовый и замахнулся на Сима жезлом. — Ты оскорбил меня, сына свободного человека, ты поднял руку на вольного гражданина Аккада! За это ты будешь жестоко наказан, клянусь Мардуком!
На зов посланника Залилума в хижину вбежали вооружённые мечами стражники и, связав Симу руки, увели его с собой.
— А за тобой я скоро вернусь, — процедил сквозь зубы лысый, глядя на Ану-син злобным взглядом, и, круто развернувшись, покинул хижину пастуха.
— Что теперь будет с отцом? — спросила Ану-син, когда они с матерью остались одни.
— В лучшем случае ему отрежут ухо, а в худшем… — Баштум не договорила и, выпустив девочку из своих объятий, бессильно свесила руки.
— Он взял мою вину на себя, — сказала Ану-син и нахмурилась.
— Он хотел защитить тебя. — Маленькая женщина вздохнула.
— Отец не должен страдать из-за меня, — проговорила Ану-син решительно, но так тихо, что Баштум не услышала её слов.
Когда пламя в очаге погасло, и Баштум уснула, укрывшись с головой, девочка выскользнула из хижины. Стараясь оставаться незамеченной, она пробралась в ту часть селения, где ей ещё не приходилось бывать: за высоким забором прятался дом самого богатого землевладельца общины.
Вокруг царила тишина, только где-то у околицы сонно лаяла собака. Неожиданно откуда-то, будто из-под земли, раздался крик, полный мучительной боли. Вздрогнув, Ану-син прижала руки к груди, как бы пытаясь успокоить саму себя: она догадалась, кому принадлежал этот крик.
Навстречу ей выплыл из темноты большой кирпичный дом, угрюмый и надменный, как его хозяин. Девочка ощупью пробралась вдоль ограды, нашла лазейку и проскользнула в неё быстро и бесшумно, словно змейка. Она думала о том, что где-то там, в подвале дома, мучили беззащитного бесправного человека, который был ей отцом. Она ещё не придумала, как положить конец тем ужасным пыткам, которым подвергли Сима, но точно знала, что должна спасти его.
Внезапно Ану-син споткнулась о что-то твёрдое, но живое: как выяснилось, то была голова мальчишки, который лежал прямо на земле, у порога дома. Когда он вскочил на ноги, то оказался на целых две головы выше Ану-син, так что ей, чтобы посмотреть ему в лицо, пришлось задрать голову.
— Попался, ассирийский лазутчик?! — сиплым ломающимся голосом закричал подросток, больно схватив Ану-син за плечи. — Думал пробраться незамеченным, чтобы спасти пленного, которого мы здесь пытаем? Но тебе, ассирийский пёс, не повезло: этой ночью дворец охраняю я — непобедимый и беспощадный Киссар! Я устроил засаду, и ты в неё попал, словно куропатка в охотничьи силки!
Ану-син не сразу поняла, о чём говорил этот курчавый, как баран, воинственно настроенный мальчик, но её испуг прошёл.