— Стало быть, ты знал мою мать в дни её молодости? — обратилась Ану-син к купцу, решив подыграть ему. — Любопытно узнать, где же ты мог видеть её с открытым лицом? Или, может, тогда у неё ещё не было мужчины, которого она называла своим господином?
— О, она была столь юной, почти девочкой, когда случайно, по воле милосердных богов, набрела на наш караван! — начал рассказывать купец, радуясь в душе, что его воспоминания заинтересовали хозяйку дома и что благодаря этому его скорее всего не станут наказывать за вторжение. — Была ли она замужем, мне наверняка неведомо, но лицо своё она от нас не прятала. Я тогда впервые попал в земли между двумя реками, которые у меня на родине называют Месопотамией*, и не знал местных законов. Как не понимал и различия в традициях жителей Аккада и Ассирии. Это сейчас я знаю, что ассирийки после того, как выходят замуж, облачаются в покрывало, в отличие от аккадских женщин. Так что, если бы я не увидел сегодня твою мать здесь, в Ассирии, то сказал бы, что она родом из Аккада. К тому же, когда мы её повстречали, она шла из Баб-или, столицы Аккадского царства. От неё мы и узнали, что любимый город аккадцев, который они называли Городом Городов и Божьими вратами, разрушили ассирийцы. Помню, я тогда был в страшном отчаянии: такой путь проделал, столько лиха натерпелся, — однажды даже чуть не умер! — и всё ради того, чтобы увидеть руины города, к которому стремился…
Купец прервал своё повествование, очевидно, предавшись нахлынувшим на него горьким воспоминаниям.
Тем временем Ану-син, которая не пропустила ни слова из его рассказа, размышляла над услышанным. Как она знала, столица Аккадского царства была уничтожена ассирийской армией в тот самый год, когда она появилась на свет в селении на берегу Великой реки. Оннес говорил ей, что Шамхат также родом из Аккада и что завоеватель Нин заприметил её среди других знатных женщин, уведённых в плен из разрушенного Баб-или. Тогда каким образом она оказалась в пустыне, где её, заблудившуюся и умирающую от жажды, подобрал торговый караван? Либо чужеземный тамкар выдумал эту увлекательную историю, либо обознался, приняв царскую наложницу за другую, вероятно, очень похожую на неё женщину…
— Что же было потом? — снова заговорила Ану-син, прервав затянувшееся молчание, и остановила на лице тамкара свой глубокий проницательный взгляд. — Куда отправился ваш караван и где, в каком городе страны Аккад, вы расстались со спасённой вами странницей?
— Удивительно, что твоя добрая матушка сама не поведала тебе столь необычную историю, — с готовностью отозвался чужеземец, увлечённый этой спасительной для него беседой с хозяйкой дома. — Ведь, если я не ошибаюсь, это история твоего рождения, почтенная госпожа! Видишь ли, мы не могли взять женщину с собой: ни те из нас, кто решил искать убежища у царя Элама, ни те, кто направлялся в Страну моря. Оказалось, что странница была в тягости, и, когда у неё начались роды, мы оставили её в каком-то селении, доверив заботам местной повитухи…
Ану-син сдержала восклицание, чуть было не сорвавшееся с её уст: при последних словах рассказчика отчего-то сразу вспомнилась Баштум и подвеска из ожерелья верховной жрицы Ишхары, которое надела на неё Сидури во время ритуала посвящения. Вспомнились и слова Сидури о том, что это ожерелье переходит по наследству от матери к дочери и что именно ей, Ану-син, суждено занять место «избранной» служительницы богини. «…А твоё главное желание — стать верховной жрицей Иштар — лишь убедило меня в том, что ты выбрала верный путь: такой же, как и тот, по которому когда-то пошла твоя мать», — как наяву прозвучали слова старого жреца Илшу.
Выходит, чужеземец ничего не выдумал, — признала Ану-син после того, как правда о её рождении открылась ей со всей ясностью. Её родная мать была не просто жрицей Иштар — в другом, тайном, сане древнего культа Ишхары она звалась «избранной». Она жила в Баб-или, служила в храме до того как в город вторглись ассирийцы, и она бежала, чтобы не попасть к ним в плен. Она могла бы умереть в пустыне, если бы её не подобрали тамкары. Она выжила для того, чтобы свершилось предначертанное судьбой: подарить миру новую «избранную», ту, которую боги в сновидениях Илшу назвали Восстановительницей. Своё дитя, рождению которого покровительствовала Иштар, жрица вверила опеке Баштум — повитухи из селения, куда её привезли тамкары.
Всё как будто бы сошлось, всё как будто встало на свои места. Как будто… Кроме одной необъяснимой особенности в этой загадочной истории. Согласно древней традиции верховные жрицы Ишхары должны были соблюдать безбрачие, хотя для того, чтобы передавать свой сан по наследству, «избранным» не возбранялось иметь детей. Сохраняя статус незамужних женщин, они сходились с мужчинами только ради потомства. Но кто были эти мужчины? Где и по каким достоинствам их выбирали на роль отцов будущих «избранных» служительниц таинственного культа Ишхары? И отчего Сидури, которая посвятила Ану-син в сан верховной служительницы богини, не возражала против того, чтобы однажды новая «избранная» вышла замуж, тем самым нарушив традицию?..