— Мадемуазель, — начала гостья, — монсеньер не смог приехать, так как король осмотрительно воспротивился этому.
— Я была в этом уверена.
— Он не приехал, но написал, что, в сущности, почти одно и то же.
Мадемуазель Орлеанская улыбнулась с высоты своей любви и доверия.
— Письмо нетрудно продиктовать!
— Прочтите, мадемуазель, и сами решите, продиктовано ли оно.
Принцесса взяла письмо; рука у нее сильно дрожала, хотя она и пыталась придать ей твердость.
"Мадемуазель!
Несмотря на всю горечь, которую я испытываю по этому поводу, вынужден сказать Вам, что, поскольку желание короля не совпадает с нашими планами, нам необходимо отказаться от них. Его Величество приказывает мне взять в супруги принцессу Баварскую, и я подчиняюсь его воле с тем же рвением, с каким выполняю все его распоряжения. Он желает также, чтобы Вы отдали свою руку королю Испании, и я надеюсь, что Вы, так же как и я, подчинитесь его приказаниям, согласившись с тем, что долг людей нашего ранга — подавать пример другим, доказывая свою безграничную преданность Его Величеству.
Верьте, дорогая кузина, что я навсегда останусь самым ревностным Вашим слугой.
Людовик".
Мадемуазель Орлеанская шепотом прочитала письмо, дважды перечитала его, затем снова стала читать. Вокруг принцессы все хранили молчание; руки у нее бессильно повисли, она опустила голову, сильно побледнела, задумалась на несколько минут, сдерживая подступившие слезы, затем, подняв глаза, пристально посмотрела на мадемуазель де Монпансье, стоявшую напротив нее, на герцога и герцогиню. Все они ждали ее решения.
— Дорогая кузина, — произнесла мадемуазель Орлеанская с достоинством, хотя было очевидно, что она с величайшим трудом овладела собой, — если вы позволите, я готова припасть к ногам его величества и согласна уехать в Мадрид, как только того пожелает король. Французские принцессы не созданы для того, чтобы быть покинутыми, вы это хорошо знаете, — они всегда смело идут навстречу уготованной им судьбе.
— Ну, хорошо, хорошо! — со слезами на глазах промолвил герцог. — Вы благоразумная и достойная девушка, другого я от вас не ожидал.
— Вы станете королевой Испании, сударыня, — продолжила герцогиня, для которой честолюбие всегда было самым главным, — а это прекрасное утешение!
— Я не нуждаюсь в утешении, сударыня.
Необычайная гордость придавала ей силы: она сияла красотой; решив, что ею уже достаточно сделано для своего достоинства, она попросила разрешения удалиться, не соизволив поднять письмо, упавшее к ее ногам. Присутствующие проводили ее взглядами; мадемуазель де Монпансье даже встала и сделала несколько шагов, чтобы проводить ее.
— Мужественное дитя, — воскликнула она, — я расскажу об этом королю!
Вернувшись в свою комнату, мадемуазель Орлеанская почувствовала себя плохо, но никого не позвала на помощь и не хотела допустить, чтобы за ней ухаживали, хотя горничные умоляли ее об этом.
— Ничего страшного, — повторяла благородная девушка тем, кто справлялся о ее здоровье, — я просто устала, вот и все.
Принцесса вышла из комнаты вечером, появилась и на следующий день, усердно исполняя все свои обязанности по отношению к отцу и его супруге. В первые дни она вела себя безупречно, хотя страдания оставили свой отпечаток на ее лице: улыбка девушки казалась печальнее слез.
В следующую субботу ей сообщили о предстоящем визите в Версаль. Людовик XIV хотел видеть принцессу, хотел, чтобы она приняла посла Испании в королевских покоях и чтобы вопрос о браке был окончательно решен.
Она ни слова не возразила, покорно поехала во дворец; перед мессой, в то время, когда Людовик XIV обычно давал аудиенции, принцесса покинула свое место, приблизилась к королю и попросила его уделить ей несколько минут для разговора. Новость о предстоящем браке уже распространилась, прошел слух, что о нем объявят сегодня же, а поскольку принцесса была очень нарядна, то с той минуты, когда она появилась, никто уже не сомневался, что так и будет. Но то, что произошло позднее, никак не соответствовало всем этим предположениям.
За дядей и племянницей закрылись двери. Едва оставшись наедине с королем, девушка с плачем бросилась ему в ноги, рыдая и умоляя его сжалиться над ней.
— Что с вами, мадемуазель? Что означают эти крики и слезы? Мне кажется, вам не о чем просить меня.
— Государь, государь, не будьте жестоким, заклинаю вас!