— Что ж, сударь, будем воевать! — заявил король с решительностью, какой за ним никогда еще не наблюдалось. — Объявленная война чаще всего менее опасна, чем предательство.
— Что это значит, государь? — воскликнул порывистый немец, чья национальная и дипломатическая невозмутимость сменилась неудержимой заносчивостью. — Следует ли понимать ваши слова буквально?
16-3982
— Господин посол, в своем доме повелеваю все же я и поэтому буду принимать в нем того, кого захочу; я не потерплю, чтобы кто-то устанавливал здесь свои порядки. Клянусь в этом и прошу вас запомнить мои слова.
Граф не верил своим ушам, он не догадывался, в чем причина такой смелости, и все еще искал ответа на этот вопрос, тогда как король продолжал:
— Госпожа графиня Суасонская может остаться в Мадриде или поселиться в Испании там, где ей угодно, я нисколько не возражаю; но принимать ее я не стану, и главное — она не увидит королеву. О причинах, заставивших меня так поступить, я дам отчет непосредственно императору. А теперь, сударь, оставьте меня и не врывайтесь больше в дверь моего кабинета по таким поводам.
Послу пришлось уйти, но в какой ярости! И разумеется, именно королева оказалась виновной в том, о чем она даже не подозревала! Нареканий на нее становилось все больше. В отличие от посла, г-жа де Суасон не поддавалась унынию.
— Не беспокойтесь, — сказала она графу, — я беру все на себя и через неделю стану распоряжаться при мадридском дворе не хуже короля.
— Но каким образом?..
— Это моя тайна, только не мешайте, господин граф. Положитесь на меня.
Госпожа де Суасон была искушена в интригах, и граф фон Мансфельд позволил ей делать то, что она задумала.
На следующий день королева получила письмо такого содержания:
"Ваше высочество!
В человеческой жизни наступает возраст, когда живешь только прошлым, особенно если это прошлое было прекрасным, а настоящее уныло. Я покинула Францию, став жертвой клеветы, потеряла всех своих друзей, с которыми могла бы вспоминать о прошлом. Я приехала в Испанию только для того, чтобы увидеть Вас, Ваше Величество, дочь великой принцессы, рядом с которой прошла моя молодость: она удостоила меня своей дружбы, и я, увы. видела, как она умирает! Незадолго до своей смерти Ваша матушка вручила мне одну вещь на хранение; эта вещь и теперь у меня, но передать ее я могу только Вам. Мне известна дочерняя преданность Вашего Величества, и я убеждена, что Ваше сердце, столь напоминающее сердце Вашей достославной матушки, с радостью примет это последнее свидетельство ее материнской заботы.
Умоляю Ваше Величество не воздвигать между нами преграду пустого этикета; я не притязаю ни на какие почести, мне они не нужны, и не хочу появляться при дворе; малая лестница для горничных — лучшая дорожка к дружбе, если Ваше Величество позволит употребить это слово.
Моя семья обязана всем Вашему славному роду, мой дядя был самым преданным его слугой; признательность и верность диктуют мне необходимость броситься к Вашим ногам. Жду Ваших приказаний и сочту одним из прекраснейших в моей жизни тот миг, когда мне будет позволено предстать перед Вами, чтобы выразить Вам мое величайшее почтение.
Графиня Суасонская".
Прочитав письмо, Мария Луиза почувствовала, что все ее предубеждения рассеялись. К ней обращались от имени ее матери, к тому же графиня была несчастна и, возможно, оклеветана. Подозрений Мадам при французском дворе не избежал никто, она ведь не любила французов. В том, кто не был немцем, она не видела никаких достоинств. С особой неприязнью Мадам относилась к женщинам, уличенным в кокетстве, и главное — в кокетстве с королем. Графиня Суасонская была из их числа. Королева считала, что к людям надо проявлять снисходительность, и прежде всего к тем из них, кто страдал. Вместе с тем у нее будет возможность — а она так долго была лишена ее! — поговорить о Франции, о придворной жизни с женщиной, игравшей в ней немалую роль.
Поразмыслив как следует, королева в конце концов решила упросить короля, чтобы он разрешил ей принять графиню. У него больше не было повода для отказа, поскольку г-жа де Суасон была готова довольствоваться обществом частных лиц. И разве Мария Луиза не знала способа добиться от короля всего, что ей было угодно? Теперь, после того как королева-мать оставила двор, разве жена не стала главной привязанностью государя? Мария Луиза дала себе клятву, что сначала сделает только попытку уговорить его, а потом все же настоит на своем, и стоило ей увидеть мужа, как она стала осаждать его этой просьбой.