— Попытайтесь!
— Но вы же не собираетесь погубить ее, подталкивая меня на этот путь?
— Напротив, я хочу спасти ее, уберечь, не допустить, чтобы ее постигла участь Луизы Орлеанской, я хочу, чтобы она правила Испанией, но за ее спиной стояли бы вы, вместе со мной.
— Но как увидеться с ней? Как заговорить? Ведь за королевой следят так, что невозможно наедине и слова ей сказать.
— Садитесь за этот письменный стол и пишите: сегодня вечером она получит ваше письмо, а завтра, может быть, даст ответ.
Принц в конце концов позволил себя убедить. Как легко поверить в то, чего желаешь! Он написал письмо, преисполненное почтения и страсти, но вместе с тем и искренности настоящего влюбленного, кем он и был. Это письмо было превосходным — великолепный ум и тончайшее искусство слова не смогли бы продиктовать ничего подобного. Граф пришел в восторг. Он ушел от принца, посоветовав ему хранить тайну и соблюдать осторожность, — два условия, без которых им никогда не добиться успеха.
Бедный принц Дармштадтский всю ночь предавался безумным грезам. Ему казалось, что он стал героем волшебной сказки. Он любим королевой! Она примет его! Ответит на любовное письмо! Разум подсказывал ему: "Никогда! Никогда!" Но сердце и любовь тешили его иллюзиями, он прислушивался то к разуму, то к сердцу, в голове был хаос, тысячи мыслей смешались в ней; если бы эти часы одиночества продлились дольше, он сошел бы с ума.
На рассвете принц отправился к послу, чтобы поговорить о королеве. Увидев его, Мансфельд улыбнулся:
— О принц, вы напоминаете мне мою молодость: когда-то и я был таким. Рад видеть вас в подобном расположении духа, это хорошо. Ничего не бойтесь, ваше письмо передано.
— Неужели это правда?
— Его прочитали и даже перечитали.
— И?..
— Но не ответили на него, и вы это должны понять; однако его не выбросили, не сожгли, не разорвали, оно так хорошо спрятано, что никто его не найдет. Ну, как вам все это представляется?
— Сударь, мне кажется, что я сплю.
— Это еще не все. Она неоднократно заговаривала о вас, повторяла: "Мой кузен очень хорошо пишет… Моего кузена ждет, несомненно, блестящее будущее… Мой кузен обосновался в Испании и не собирается жениться".
— О мой Бог! — воскликнул бедный принц. — Только не будите меня!
— Вы можете явиться во дворец в течение дня.
— Она так сказала?
— Да. Она примет вас в своем индийском кабинете; там будут только король, госпожа фон Берлепш и Ромул, которого я советую вам опасаться: этот карлик творит зло инстинктивно.
— Я пойду туда, сударь.
— Король сейчас спокоен, у него новая мания — раковины. Он все время раскладывает их по полочкам именно в той гостиной, куда вы должны явиться, и, когда находится там, его ничто в мире не интересует, кроме раковин. Госпожа фон Берлепш предана нам полностью; следовательно, вам некого опасаться, кроме зловредного Ромула. Эта мерзкая тварь, видно, никогда не умрет!
Сведения, как видно, были точны. Госпожа фон Берлепш не теряла времени даром, она сообщала то, что ей заблагорассудится, и приходилось принимать все на веру, да и как можно было сомневаться, если все говорило в ее пользу! К тому же граф фон Мансфельд, как все опытные хитрецы и интриганы, легко попадал в самые заурядные ловушки. Я часто замечаю, что таким людям можно внушить только ложь. Они сами лгут с неподражаемой дерзостью и верят правде лишь с большими оговорками.
Принц отправился во дворец, где королева действительно ожидала его, так как Берлепш заранее спросила, согласится ли она принять своего кузена.
Его провели в индийский кабинет, как ему было сказано ранее; король, королева, ее гувернантка и Ромул находились здесь же. Принц был взволнован, охвачен таким трепетом, что жалко было на него смотреть. Королева заметила это и приняла его доброжелательно, была снисходительна и милостива. Она хотела успокоить его, поскольку совсем не верила в истинность его страсти и полагала, что то всего лишь свойственное молодости безумие, игра воображения, почерпнутая в романах, а может быть, история герцога де Асторга и королевы Луизы вскружила ему голову, так же как и адмиралу.
После того как королева выразила принцу свое недовольство, он боялся потерять ее расположение и приближался к ней с опаской. Ее сердце, переполненное лишь одним чувством, было все же признательно тем, кто ее любил; она не хотела видеть принца несчастным, и притом по ее вине.
— Кузен, — едва увидев его, произнесла она, — вы недостаточно часто бываете при дворе, король недоволен этим, а я тем более.