— Неужели я должен отвечать на этот вопрос, ваше величество? Но если бы кто-то другой осмелился предположить, что я способен на такую низость…
— Достаточно, ваши глаза намного выразительнее ваших слов… Садитесь, поговорим серьезно. С ужасной силой, распоряжавшейся вами и мной, мы должны бороться вместе, и, если Бог справедлив, вместе же мы победим ее.
— Да услышит вас Всевышний, ваше величество!
— Принц, оставьте сумасбродства, забудьте несбыточные мечты, станьте моим другом, братом, как я уже просила; я верю в вашу честь и порядочность и доверяю вам мою жизнь и будущее. Но прежде чем вы выслушаете меня, загляните в свое сердце: уверены ли вы в себе? Отказались ли вы от всяких химер?
— Да, моя королева, слово дворянина и принца.
— Я полагаюсь на него и буду говорить с вами абсолютно откровенно, ничего не скрывая. Вам известно, почему меня посадили на трон, который я ненавижу. Вы знаете, как прошло мое детство и как мы жили в Германии, которую мне уже не суждено увидеть. Вы видите этот мрачный дворец и знаете придворных, которые меня окружают. Сравните этот дворец, эти лица с берегами нашей реки, с милыми, открытыми, радостными лицами наших соотечественников и судите сами! Я приехала сюда в печали, в полной уверенности, что буду здесь несчастна, приехала, послушно выполняя требование родителей. Я вступала в брак со слезами на глазах, но поклялась перед алтарем, что буду всегда любить человека, о котором не знала ничего, если не считать странных слухов о нем; я боялась его, того, кто, находясь рядом со мной, оплакивает мою предшественницу.
— Увы, ваше величество, никто не считался с вами, требуя повиновения; вас принесли в жертвуй хотят совершить это снова.
— Вы будете очень удивлены, кузен, узнав, что я вовсе не жертва, и если бы король захотел, он мог бы сделать меня счастливейшей женщиной на свете, потому что я люблю его. Люблю не из жалости или сочувствия, но как избранника… как возлюбленного — ведь надо говорить все до конца, — я люблю его за все то, чем он мог бы стать, если бы у его тела достало сил заключать в себе его душу. А она у него слишком широка, слишком велика для столь хрупкого и крохотного сосуда, вот он и лопнул. Никто не земле не знает короля лучше, чем я. Луиза Орлеанская, которую он так любил, подобно другим, считала его несчастным безумцем, ребенком, к которому никогда не вернется разум. О принц! Если бы вы слышали его в минуты страданий, то есть в мгновения просветления, вы бы поняли, что я не ошибаюсь на его счет, и поняли бы, что я люблю его!
Принц Дармштадтский слушал ее с тревогой; исповедь королевы, обожаемой женщины, адресованная ему, человеку, поклонявшемуся ей как богине, разрывала бедняге сердце и вместе с тем вызывала крайний интерес. Он отдал бы все на свете, чтобы она обрела счастье, избавилась от страданий, о которых говорила так трогательно и искренне. Королева смахнула слезы, не пытаясь скрывать их, и продолжила:
— Вы видите, какая это мука! Король не может понять любви, которую я испытываю к нему, тем более ответить взаимностью. Он относится ко мне с нежностью ребенка, благодарного той, что ухаживает за ним и утешает, когда мать покидает его. Он все рассказывает мне, открывает передо мной душу, но говорит только о покойной королеве, и я разделяю его печали, его боль, чтобы испытать чувство, объединяющее нас хотя бы в этом. Я хочу любить тех, кого любит он, чтобы наши сердца были едины хотя бы в этом. И это все мое счастье.
Дармштадт молча поцеловал руку королевы.
— Вы жалеете меня! О! Я достойна жалости, вы правы, но он, быть может, заслуживает этого больше, чем я. Король и королева Испании и Обеих Индий несчастнее самого жалкого из своих подданных, лежащего на соломе и не имеющего куска хлеба. Я люблю его, а он — нет, король не может любить меня, как не мог любить свою первую жену, которую даже не в силах был ревновать, когда имел на это желание! Я обречена на одиночество, забвение, боль. Мне остается одно утешение — сделать немного добра, и потому судьба этой славной монархии волнует меня почти так же, как собственная участь. Испания потеряет короля, и честолюбивые соперники будут оспаривать ее друг у друга, ибо старое древо Изабеллы Католички пустило свой последний и умирающий побег.
— Прекрасная земля Испании — лакомый кусок, который захотят ухватить все, кто имеет на него хоть малейшее право, и войны, бедствия последуют неизбежно. Но что можно с этим поделать, ваше величество? Вы не можете идти против воли Бога.