Герцог во главе своих цыган выехал на арену верхом; попона и сбруя его великолепного белого коня сияла золотом, серебром и бриллиантами. В свете солнца одежда принца также слепила глаза. Я поняла тайный смысл его маскарадного костюма, увидев на груди принца коробочку, точную копию той, что подарил мне венецианский колдун, только она была чуть побольше и несла на себе надпись:
"Охраняю от всего".
Этот амулет был самым красивым украшением костюма, который и сам по себе поражал роскошью. Все придворные заметили коробочку и решили, что здесь скрывается какая-то тайна: у них ведь тонкое чутье, они издалека все угадывают. Проезжая мимо нас, Виктор Амедей опустил копье, приветствуя принцесс и придворных дам. И тогда мы увидели буквы, вышитые на его знамени. Придворным сфинксам, прочитавшим это слово, было над чем поломать голову:
"Незнакомке!"
Затем мы разглядели круговую надпись на изображении часов:
Спокойны внешне, взволнованы внутри". 174
Герцогиня Савойская обернулась ко мне — я стояла за ее креслом — и очень тихо произнесла:
— Графинюшка, надо сегодня же вечером найти ту незнакомку, ради которой герцог жертвует мною.
Она произнесла эту фразу таким тоном, что мне стало ясно: герцогиня не очень рассержена. У меня же больше не осталось сомнений: амулет был безмолвным признанием, которое я обязана была заметить и пренебрегать которым впредь было уже невозможно.
Итак, все это щегольство, великолепие, многолюдье и пышное празднество, так не соответствующие вкусам герцога Савойского, были предназначены мне. Я стала главным действующим лицом, королевой этого двора; одно мое слово — и все бросятся к моим ногам, включая самого повелителя. В какое-то мгновение у меня закружилась голова, я закрыла глаза: мне казалось, что я вот-вот упаду с этой высоты. Во мне впервые проснулось честолюбие, даже властолюбие, я почувствовала силу страсти, до сих пор мне неизвестной, и с таким сожалением и волнением посмотрела, как удаляется принц, что он, наверное, был бы счастлив уловить этот взгляд.
Состязание четверок было красиво и продлилось долго. Само собой разумеется, победителем стал герцог Савойский; властелины не позволяют себя побеждать. В это время принц Евгений находился в Турине и на турнире возглавлял группу индейцев. Ему, как и другим, пришлось покориться главе семьи; но он первым после герцога был удостоен награды. Виктор А. медей сам позаботился о том, чтобы добиться того, чего ему хотелось. Когда они вдвоем поднялись на помост, где сидели дамы и где обычно вручается приз за храбрость, герцог Савойский взял принца Евгения за руку и сказал Клоринде:
— Прекрасная воительница! Вот молодой иноземец, которому я уступаю несравненную радость быть увенчанным вами, хотя делаю это, глубоко сожалея, что сам лишаюсь столь великой чести. Но он прибыл из такого далека и так достоин награды, что я не осмеливаюсь отнять ее у него. Позвольте же одной из ваших дам, чьи глаза сверкают рядом с вами, надеть мне эту перевязь, драгоценнейший и незабвенный дар для моей души.
Принцесса ответила ему очень изящной короткой речью, закончив ее обещанием указать рыцарю Ринальдо ту прекрасную даму, к которой он должен обратиться, дабы избавить его от неимоверно трудного выбора в таком созвездии необыкновенных красавиц.
Среди дам, окружавших герцогиню, я, без сомнения, была самой красивой и одетой роскошнее всех, мне и был передан приз, предназначенный победителю. Принц преклонил колено, подставил голову, и я набросила перевязь на его латы.
Голова его была опущена, лица нельзя было разглядеть; он взял мою слегка дрожавшую руку и поцеловал ее с такой страстью, что даже у самой неискушенной женщины не осталось бы никаких сомнений в его чувствах.
Я резко отстранилась; мой строгий вид никак не вязался с церемонией, которую мне поручено было совершить. Герцогиня-мать из-за легкого недомогания отсутствовала, иначе она догадалась бы обо всем.
Все перешли в банкетный зал. Герцог, продолжая играть роль моего рыцаря, пожелал служить мне, что соответствовало обычаям и правилам турнира, которые мы пытались воспроизвести. Для окружающих в этом не было ничего особенного, но кое-кто уже угадал правду, и вокруг меня никогда еще не крутилось так много людей. Если б у моей свекрови не было своего расчета, возможно ли, чтобы женщина, столь искушенная в дворцовых интригах и столь расчетливая, не поняла бы того, что всем становилось ясно? Что же касается графа ди Верруа, то он верил только своей матери, и если случайно сомнение и закрадывалось ему в душу, то, испытывая глубокое доверие и уважение ко мне, он не собирался ни обвинять меня, ни чего-либо опасаться.