Лина вдоволь насмотрелась на них и перевела взгляд в сторону реки, поверх их голов. Там у берега стоял Харон. Обычно он покидал рабочее место на какое-то время, чтобы отдохнуть и занять себя беседой с Гипносом или его талантливым сыном Морфеем, но сейчас он отчего-то медлил. Его посох мерцал белым огоньком. Лина поспешила к нему. Она думала, что многие в царстве считают её проблемой, предвестницей войны и разрушений, и потому желают избавиться от неё. Харон не мог быть исключением, и ему логично было бы помочь ей переправиться к Вратам, нежели чинить препятствия. Но Лина ошиблась.
— Царица... — Харон первым спокойно поприветствовал её и склонил голову, сверкнув чёрной маской, скрывающей лицо под капюшоном.
— Я хочу попасть к Вратам, отвези меня!
Лина начала без всяких предисловий, попытавшись изобразить командный тон, и у неё, на удивление, получилось очень неплохо. Она осмелела и вздёрнула подбородок.
— Царица желает покормить Цербера или просто прогуляться по водам Стикса? — всё так же спокойно уточнил он. Харон даже не рассматривал вариант, в котором она хочет покинуть царство Теней.
Лина вдруг почувствовала себя очень храброй и высказалась раньше, чем обдумала это.
— Я хочу уйти.
Харон сжал посох.
— Я не могу этого допустить. Царство Теней выстроило мощную защиту, сейчас покинуть его без разрешения Владыки не может никто.
В сердце Лины полыхнула ярость. Она не представляла, что может так злиться, что может чувствовать такой всепоглощающий необъятный гнев, сметающий любые внутренние барьеры. И всё это только потому, что Харон упомянул Владыку.
— Мне не нужно разрешение Владыки! — воскликнула она.
Гнев застилал глаза. Лина находилась в том состоянии, когда мир сужается до одного единственного чувства, исключая всё остальное. Она не видела себя со стороны, не видела окружающий мир и потому не заметила, что тени в этот момент замерли, а Харон безотчётно сделал шаг в сторону. Зелёные глаза Лины наполнились глубоким изумрудным оттенком, чёрное платье покрылось мерцающими язычками золотистого сияния, а руки сами собой развернулись ладонями вперёд. Лина не отдавала отчёта в своих действиях, не замечала, что с ней происходит. Поглощённая яростью, она сделала выпад, и в следующий миг из безжизненной земли Подземного царства, разрывая её, словно живую плоть, вылетели сотни длинных остроконечных лиан. Они метнулись в разные стороны, зашипели и, выхватив несколько теней из толпы, рассеяли их пеплом по воздуху. Острые коготки лиан атаковали снова. Они помчались прямо на Харона и к веренице теней, с очевидным намерением уничтожить всё и всех... Лианам оставалось до цели меньше дюйма, когда вспышка лазурного пламени встала стеной между ними и тенями, а другая вспышка обрубила острые коготки лиан со стороны Харона. Лианы упали на землю, вросли в неё и в одно мгновение зацвели, однако здешняя земля не позволила им жить долго, и они так же быстро увяли.
Лина ощутила, как наваждение ярости покидает её, и обернулась. В сиянии лазурного пламени, в вихрях тёмного тумана, слегка растрёпанный и непритворно обеспокоенный стоял Аид, Владыка царства Мёртвых.
________________________________________
*Асклаф — персонаж Греческой мифологии, садовник Аида, упоминается в одной из версий мифа о похищении Персефоны.
*Брак Гермеса и Гекаты придуман автором и основан на упоминании встречи Гекаты и Гермеса в то время, когда Гермес спустился в царство Теней за Персефоной (миф «Похищение Персефоны»). Функции Гекаты и Гермеса в мифологии во многом совпадают. Геката считается трёхликой (многоликой) богиней и всегда изображается в своей тройственной ипостаси, Гермеса одно время звали «трёхголовым», что тоже указывает на его тройственность, как и поздний образ Гермеса Трисмегиста, владеющего тремя частями вселенской мудрости. Геката указывает путь мёртвым в царство Теней, что, по сути, та же функция «проводника душ», которую часто в мифах исполняет Гермес. Но если Геката является образом консервативности, поддерживающим границы, то Гермес олицетворяет скорее начало проникающее, не признающее ни границ, ни ограничений. Таким образом, эти два божества являются взаимодополняющими половинами единого целого.
*Миф о Кефале, жене его Прокриде и богине зари Эос
*Анемы — боги ветра в Греческой мифологии.
*Хитон — одежда в древней Греции.
*Арахна — искусная ткачиха, превзошедшая в мастерстве саму Афину. За превосходство и высокомерие была Афиной же превращена в паука.
Глава 4. Ты моя жена
Лемнос, укрытый божественным барьером, блаженно почивал на водах Эгейского моря. Гелиос щедро одаривал его своим сиянием, заливая улицы городов светом, забираясь в самые тёмные и мрачные уголки острова. Максим Невский добирался до Лемноса почти сутки — барьер бы не позволил ему переместиться без предварительного запроса, с которым дела могли затянуться, и Максим прибыл сюда как смертный. Он сошёл с парома, расплатился и взял автомобиль на прокат, чтобы доехать до мастерской.
Он ехал совсем недолго, прежде чем остановился у едва заметной тропки. Максим вышел из автомобиля, вызвал эвакуатор и, в два нажатия оплатив заказ, пустился в путь пешком. Тропинка петляла тонкой тёмной змейкой и уходила на вершину холма, а затем в овраг и снова на холм, к скалам, где, сокрытая от глаз смертных под видом грота, располагалась личная мастерская Гефеста. Максим осмотрел каменные своды, нашёл нужный рычаг и открыл дверь — она сдвинулась, проявляясь прямо из камня, и показала лестницу, уходящую далеко вниз.
Гефест почувствовал сына ещё до того, как тот сделал первый шаг по горной тропинке, и снял божественную защиту с мастерской. Он трудился над заказом школы младших полубогов, создавал партию оружия для новичков, едва ступивших на путь познания силы. Когда Максим вошёл, Гефест вытер руки о фартук и принял человеческий облик — по его лицу невозможно было прочесть рад он встрече или нет. В любом случае, они оба знали, что разговор может состояться тяжёлый.
— Здравствуй, отец... — встречаясь с отцом, Максим всё время вспоминал самую важную истину, сказанную в ответе на вопрос, почему он, Гефест, способный изменять внешность, остаётся самим собой? «Мне важно тратить божественную силу на то, что я создаю, а не на впечатление, которое произвожу на других». С тех пор Макс, хотя и был довольно красив, предпочитал отдавать все силы работе, вместо создания образа для общего впечатления на людей.
Гефест, тяжело хромая, прошёл к столу и опустился на стул, предлагая сыну сесть напротив.
— Здравствуй.
Максим принял приглашение. Он уважал отца — большую часть времени Гефест был для него всего лишь смешным старикашкой с игрушечным молотом, только в совершеннолетие Макс увидел его божественный облик и стал уважать ещё больше. И всё же была тема, в которой уважение переставало иметь какое-либо значение.
— Как мама? Я ещё не заходил к ней...
— Она... — от взора Макса не ускользнуло, как пальцы Гефеста в этот момент зажали ткань брюк в кулак, — боюсь, осталось недолго...
Максим некоторое время сидел молча, затем долбанул кулаком по столу и со вздохом провёл ладонью по лицу.
— Почему ты не упросишь Зевса дать ей напиток бессмертия? Разве это так сложно?
— У Зевса сейчас и без меня дел по горло, — Гефест отвлечённо гладил пальцем острый край стола, — не уверен, что в этом есть необходимость...
— У него всегда дел по горло, а мама умрёт, если ты сейчас...
Теперь по столу долбанул Гефест. Ему не нужно было вставать со стула, чтобы казаться выше — его грозная тень нависла над сыном.
— Думаешь, все смертные достойны этого? Думаешь, мы можем приводить на Олимп, кого вздумается?
— Мама не КТО ВЗДУМАЕТСЯ! — Макс не любил, когда на него давили, и он уже не был ребёнком, чтобы молчать. — Просто ты всё ещё сохнешь по Афродите, и мама тебе не нужна! Можешь врать себе, но говорить, что она не достойна, не смей! — только когда эти слова сорвались с губ, Макс опомнился.