Он долго пристраивал ноги, растягиваясь в кресле, попыхтел трубкой, словно устанавливая дымовую завесу, а потом сказал:
— Вы уверены, что выздоровели? Не стоит рисковать и перенапрягаться.
— Я здорова, — ответила Барбро Каллен, хотя голос ее был вял. Утомлена — да, и это видно, без сомнения. Нельзя пройти через такое и взбодриться за неделю. Но я прихожу в себя. Я должна знать, что случилось, что будет дальше, прежде чем я смогу приняться за восстановление сил.
— А с другими вы на этот счет беседовали?
— Нет. Визитерам я просто говорила, что слишком измотана для бесед. И не слишком лгала. Считаю, что нужна своего рода цензура.
Шерринфорд вздохнул с облегчением.
— Умница. И я тоже. Можете себе представить, какая это будет сенсация после обнародования. Власти согласились, что им нужно время для изучения фактов, размышлений, дебатов в спокойной атмосфере: выстроить разумную политику, чтобы что-то предложить избирателям, которые сперва устроят истерику. — Его рот насмешливо покривился. — Далее, вашим с Джимми нервам нужна возможность укрепиться, прежде чем на вас обрушится журналистский шквал. Как он?
— Отлично. Продолжает изводить меня упреками, что я не осталась поиграть с его друзьями в Чудесной Стране. Но в его годы выздоравливают легко — он забудет.
— Он все равно может встретить их потом.
— Что? Но мы не будем… — Барбро выпрямилась в кресле. — Я тоже уже забыла. Не вспомнить почти ничего из последних часов. Вы привезли обратно кого-нибудь из похищенных детей?
— Нет. Потрясение и так было для них слишком сильным. Пасущий Туман, в основном соббразительный парень, заверил меня, что они приспособятся, хотя бы в том, что касается выживания, пока не состоялись переговоры. Шерринфорд помолчал. — Не уверен, что соглашения будут достигнуты. Да и другие тоже не уверены, особенно сейчас. Но они непременно будут включать условие, что люди — особенно те, кто еще мал, — снова должны присоединиться к человеческой расе. Хотя своими в цивилизации они себя уже не будут чувствовать. Может быть, это и к лучшему. Нам ведь понадобятся те, кто знал бы Живущих изнутри.
Его рассудительность успокоила обоих. Барбро смогла сказать наконец:
— Очень я наглупила? Помню, что вопила и колотилась головой об пол…
— Да нет, не очень… — Он подумал о рослой женщине и ее растоптанной гордости, подошел к ней и положил руку на плечо. — Вас заманили и поймали искуснейшей игрой на ваших самых тайных инстинктах. Потом, когда раненый монстр уносил вас, видимо, включилось другое существо, которое смогло держать вас в поле нейрофизического воздействия. В довершение всего мое вторжение, резкое отключение всех галлюцинаций — все это оказалось сокрушительным. Ничего странного, что вы кричали от боли. Но прежде вы очень разумно устроили Джимми и себя в вездеходе, и ни разу не помешали мне.
— Что делали вы?
— Ну, я помчался, как только мог быстро. После нескольких часов атмосфера внезапно дала мне возможность связаться с Портлондоном и настоять на срочном авиарейсе, хотя это было не слишком важно. Как теперь могли враги остановить нас? Они даже не попытались… Но быстрая доставка была все же нужна.
— Я догадалась, что все это так и было, — Барбро поймала его взгляд. Нет, я хотела узнать, как вы разыскали нас в глубине страны?
Шерринфорд слегка отодвинулся от нее.
— Меня вел мой пленник. Не думаю, что я убил кого-то из Живущих, нападавших на меня. Надеюсь, что нет. Машина просто проломилась сквозь них с парой предупредительных выстрелов, и перегнала их потом. Сталь и бензин против плоти — неравные условия… Только у входа в пещеру мне пришлось пристрелить несколько этих… троллей. Не слишком этим горжусь.
Он постоял молча. Затем сказал:
— Но ведь вас захватили. Я не был уверен, что пощадят вас. — После еще одной паузы: — Я не хочу больше насилия.
— Как вам удалось… с юношей… склонить его?
Шерринфорд отошел он нее к окну, где он встал, глядя на океан.
— Я отключил экранирование, — сказал он. — Я дал их отряду подойти вплотную, во всем блеске миража. Затем снова включил поле, и мы оба увидели их в истинном обличье. Когда мы мчались к северу, я объяснил Пасущему Туман, что он и его род были околпачены, использованы, принуждены жить в мире, которого на самом деле никогда не было. Я спросил его, хочет ли он и кто угодно еще из близких ему жить, как домашние животные, до самой смерти? Да, конечно, свободно бегая по горам, но всегда возвращаясь в конуру грез… Его трубка яростно задымила. — Да не увижу я больше такого горя… Ведь его научили верить, что он свободен.
Все стихало: движение успокаивалось. Шарлемань клонился к закату, восток уже начал темнеть.
Наконец Барбро спросила:
— Вы узнали, почему?..
— Почему детей уводят и выращивают такими? Отчасти потому, что это стереотип, по которому созданы Живущие; отчасти, чтобы изучать и экспериментировать на людях — на умах, не на телах; отчасти потому, что у людей есть особые свойства, которые полезны — к примеру, способность переносить полный дневной свет.
— Но в чем конечная цель всего этого?..
Шерринфорд походил взад и вперед.
— Ну, — сказал он, — разумеется, истинные мотивы аборигенов неясны. Можно только догадываться, как они мыслят, не говоря о том, как они чувствуют… Но наши идеи все же вписываются в факты. Почему они прячутся от людей? Подозреваю, что они, или скорее их предки — они ведь не блистающие эльфы, теперь мы знаем — поначалу были просто осторожны, больше чем земные туземцы, хотя, без сомнения, и они тоже медленно привыкали к чужим. Наблюдение, подслушивание мыслей. Живущие Роланда, должно быть, нахватались достаточно языка, чтобы усвоить, насколько люди отличны от них и насколько они могущественны: и они поняли, что корабли будут еще прибывать и приносить новых колонистов. Им не пришло в голову, что им могут дать право сохранить свои земли. Возможно, они еще яростнее привержены своим родным местам, чем мы. Они решили сражаться, но на свой лад. Смею думать, что как только мы начнем проникать в это мышление, наша психология переживет шок гигантского открытия.
Энтузиазм захватил его:
— Однако это не единственное, что мы узнаем, — продолжал он. — У них должна быть своя наука, негуманоидная наука, рожденная не на Земле… Ведь они изучали нас так глубоко, как едва ли мы сами: они создали план, для завершения которого понадобился бы век или больше. Ну, а что еще они знают? Как им удается поддерживать свою цивилизацию без видимой агрикультуры или наземных сооружений, шахт и прочего? Как им удается создавать целые новые разумные расы и распоряжаться ими? Миллионы вопросов — и десятки миллионов ответов!
— Сможем ли мы узнать все это от них? — тихо спросила Барбро. — Или просто сломим их страхом?
Шерринфорд помедлил, опершись на камин, вынул трубку и сказал:
— Надеюсь, что мы проявим больше великодушия, чем полагается к разбитому врагу. Они были врагами. Они пытались покорить нас, — и проиграли, и теперь в каком-то смысле они обязаны покориться нам, если не найдут способа заключить мир с машинной цивилизацией, а не дожидаться, пока она проржавеет и распадется, как они хотели. Но ведь они не причинили нам такого жестокого ущерба, какой наносили мы своим же собратьям в прошлом. И еще раз повторю: они могут научить нас поистине чудесным вещам; и мы научим их чему-то, как только они перестанут быть нетерпимыми к другим формам жизни.
— Наверное, мы сможем отвести им резервацию, — сказала они и не поняла, почему он скривился и ответил так резко: — Оставьте им честь, которую они заслужили! Они сражались, отстаивая мир, который отличался он нашего, — он рубанул ладонью воздух, указав за город за окном. — Возможно, и нам самим стоит от него держаться подальше…
— Однако думаю, что победи нас Древний Народ, человек на Роланде в конце концов мирно и даже счастливо исчез бы. Мы живем с нашими архетипами, но можно ли жить в них?
Барбро покачала головой:
— Боюсь, что не понимаю вас.