На дне кузова тушь засохла и блестела. Солнце отражалось в ней, как в бездонном омуте.
Наконец поехали дальше. Андрюша и Эдуард стояли, держась за кабину. Вениамин сидел в углу и делал вид, что читает в оригинале роман Агаты Кристи.
После сельца Красное дорога сузилась. По сторонам потянулись вековые ели, которые закрывали дорогу от опускавшегося солнца. Иногда стена елей прерывалась голубым озером, подпиравшим стену скал. Впереди показался каменный мост через ручей. Мост был стар и удивителен. Его ограждали перила на точеных столбиках, а на въезде, охраняя мост, щерились каменные львы ростом с дворнягу.
– Остановитесь! – завопил Андрюша. – Немедленно остановитесь!
Машина судорожно дернулась, тормозя. Дверца кабины распахнулась, оттуда высунулось розовой луной злое лицо Васи.
– Чего еще? – спросил он.
– Наш юный друг, – разъяснил Эдуард, – увидел достопримечательность.
Андрюша, прижимая к животу камеру, перемахнул через борт грузовика.
– Ехать надо, – сказал Василий. – Темно будет.
– Ничего, – возразил Эдуард Олегович. – Объявляем пятиминутный привал на свежем воздухе. Вениамин, рекомендую провести повторную очистку лица в этом изумительном ручье.
Вениамин покорно спустился к ручью. Эдуард подал руку Элле, помогая выйти из кабины. Василий сидел за рулем и глядел вперед. Андрюша кружил по мосту, под мостом, вокруг моста, выискивая точки для съемки.
– Откуда это могло произойти? – крикнул Андрюша.
– С дореволюционных времен, – сказал Эдуард. – В литературе об этом сведений мне не удалось отыскать.
– Очень похоже на восемнадцатый век, – сказала Элла Степановна, поглаживая льва по озлобленной морде. – Наивно и провинциально.
– Здесь и была провинция, – согласился Эдуард. – Может быть, сам Полуехтов поставил.
– Кстати, кто такой этот Полуехтов? Почему деревня ваша так странно называется?
– Местный помещик, майор, – сказал Эдуард. – О нем ходит множество сказок.
Вениамин вернулся от ручья.
– Великолепно, замечательно, – обрадовался Эдуард. – Лучше, намного лучше.
– Еще сорок ручьев, – сообщил Андрюша, перематывая пленку, – и можно выпускать в свет.
Когда поехали дальше, Василий, который раньше упрямо молчал и даже не глядел на Эллу Степановну, вдруг обернулся к ней и сказал:
– Он не просто майор, а секунд-майор.
– Вы о ком? – спросила Элла.
– О Полуехтове, о ком же еще? У нас полдеревни Полуехтовы.
– А давно он жил?
– До революции.
– У вас сохранились старожилы? – спросила Элла, которая любила работать со старожилами.
– Есть один, который помнит, – сказал Василий. – Только не станет он с вами говорить.
– Переубедим, – возразила Элла Степановна. – У меня достаточный опыт. Как его зовут?
– Григорием.
– А фамилия?
– Не знаю. Не говорил он мне своей фамилии.
И хоть Василий не улыбался, смотрел вперед, в голосе его Элла Степановна интуитивно почувствовала издевку, замкнулась и прекратила расспросы.
Машина выехала на каменное покрытие. Торцы были уложены полукружиями, ровно, словно на площади немецкого города. Грузовик сразу прибавил скорость, покатил веселее.
Андрюша вытянул вперед голову и сказал:
– Одна тайна набегает на другую. Кто мог ожидать?
– А что там? – спросил из угла кузова Вениамин.
– Торцовая мостовая. Это тоже майор-помещик баловался?
– В этих местах помещики не жили, – сообщил Вениамин. – Слабое развитие сельского хозяйства.
Солнце скрылось за синим длинным облаком. Встречный ветер стал зыбким, резким, словно впереди открыли дверь в холодильник. Грузовик дребезжал, ревел, одолевая подъемы.
– А эта дорога только до Ручьев? – спросил Андрюша.
– Дальше пути нет. Тайга, болото, горы, – сказал Эдуард. – Край света. Так и живем.
Вениамин стал кашлять. Надрывно и скучно. Ему было стыдно, но остановиться он не мог. Эдуард достал из верхнего кармана пиджака пачку таблеток и спросил:
– Без воды сможешь проглотить?
– Смогу, – сказал Веня.
– Глотай. К утру пройдет. У меня здесь дисквалификация наступает. Воздух чистый, никто не болеет. И я, фельдшер, по совместительству руковожу культурой.
Василий включил фары. Темнота сразу поглотила тайгу.
Через несколько минут машина выкатила на вершину холма, и впереди в распадке показались уютные теплые огоньки. Грузовик замер, словно Василий хотел, чтобы его пассажиры ощутили бесконечную благостную тишь этого вечера.
И вдруг в эту тишину вплелся, не нарушая, а лишь подчеркивая ее совершенство, далекий ясный девичий голос, который пел нечто сказочно печальное, трогательное и нежное.
Голос был лесным, он принадлежал вечеру и небу, луне и первым звездам, шуршанию листвы вековых берез у дороги.
– Что это? – прошептала Элла Степановна.
Василий не ответил. Достал папиросы и закурил, стараясь не шуметь.
– Наяда, – сказал Андрюша, поднимаясь в кузове и всматриваясь вперед. Он был не чужд сентиментальности.
– Шуберт, – сказал Вениамин. – Си минор.
– Наша, – улыбнулся Эдуард Олегович, и его зубы блеснули голубым. – Ангелина. Занимается у меня в самодеятельности. Должен отметить, что она отлично закончила сельскохозяйственный техникум и недавно вернулась в родные края. Изумительная у нас молодежь.
Этой фразой и резким голосом Эдуарду удалось нарушить очарование сказки. Грузовик скатился с холма, вызвав негодование собак, миновал крайние дома, потом Эдуард постучал в кабину, веля Василию остановиться перед высоким, серебряным от старости бревенчатым домом.
– Здесь мы вас и разместим, – сказал Эдуард Олегович. – Школа у нас начальная, – добавил он, спускаясь на землю. – Небольшая, в данный момент находится в состоянии ремонта. Клуб активно используется молодежью, сам я размещаюсь в здании клуба, в одной комнате. А этот дом доступен. Семья невелика, а от скромной мзды никто не откажется… Вам гостиницу оплачивают?
Эдуард выразительно посмотрел на Эллу Степановну. Ему вообще нравилось глядеть на нее под различными предлогами.
– Мы, разумеется, заплатим, – сказала Элла.
– Лучше к деду Артему, – сказал Василий.
– Нет, мой друг, у Артемия Никандровича антисанитарные условия. Утверждаю как медик. Здесь же… Ты не будешь спорить, если я скажу, что этот дом скрупулезно чист?
Из темноты послышался дребезжащий голос:
– Журнал «Вопросы истории» привез?
Небольшого роста человек стоял неподалеку. Андрюша разглядел острую, клинышком седую бороду из-под кепки.
– Привез, Артем Никандрыч, – сказал Эдуард. – Познакомься, это гости к нам, экспедиция.
– Экспедиция нам не помешает, – сказал старичок, – хоть пользы от нее мало.
– Артемий Никандрыч – наш краевед, хранитель природы, – сказал Эдуард Олегович.
Старичок поклонился. Об этом можно было догадаться по тому, как бородка совершила резкое движение вниз, закрытая кепкой, и возникла вновь.
– Эколог, – поправил старичок. – Балуемся экологией. Это точ-на. Давай журнал.
Эдуард отыскал журнал в портфеле, а старик вместо благодарности проворчал:
– Ты с Василием меньше общайся. Ты интеллигенция, а он жулик. Точ-на! Взятки детям дает.
– Заткнись, дед, – сказал Василий.
– Не заткнешь. Правду не заткнешь.
– А какие взятки? – вмешался нетактичный Андрюша.
– Шутка это, – сказал Эдуард. – Вася рыбкой балуется. Уху любит. Самому некогда, так он детям подарки за рыбку привозит. Рыбка у нас славная.
– Ушицу все любят, – донесся из темноты голос. – Это точ-на. Только смотря в каких количествах. Доберусь я до тебя, Василий.
– Иди ты! – озлился Вася.
– Уже ушел, – сказал дед издали.
И снова воцарилась тишь. Где-то далеко хлопнула дверь, выпустив человеческий голос и звук краковяка. Взбрехнула собака, другая быстро, словно спросонья, ответила ей…