Из небесного преддверия
Смотрит бледное дитя
И потерю за потерею
Я приемлю, не грустя.
Никнет светлого хранителя
Взор у горнего окна.
«Душу ставить не хотите-ли?»
Слышу голос колдуна.
И, к игре мечтой прикованный.
Будто к берегам вода,
Отвечаю, зачарованный:
«Если Вам угодно – да!»
Снова карты в руки схвачены
И таюсь я, не дыша…
Ставка дерзкая утрачена
И проиграна душа.
Крылья темные завеяли,
Озера смущая гладь.
«Господин! Просить посмею ли
Долг ничтожный мне отдать?»
– «Я готов. Пойду покорно я,
Но сперва скажите мне:
Кто, закрыв глаза узорные,
Тихо плакал в вышине?»
– «Это дочь моя, влюбленная
В Вас, смотрела из воды,
Синевою отраженная,
В высь, близь радостной звезды».
Portrait D'Une Demoiselle
Ваш полудетский, робкий шепот,
Слегка означенная грудь –
Им мой старинный, четкий опыт
Невинностью не обмануть!
Когда над юною забавой
Роняете Вы милый смех,
Когда княжною величавой,
Одетой в драгоценный мех,
Зимою, по тропе промятой,
Идете в полуденный час –
Я вижу: венчик синеватый
Лег полукругом ниже глаз.
И знаю, что цветок прекрасный,
Полураскрывшийся цветок.
Уже обвеял пламень страстный
И бешеной струей обжег.
Так на скале вершины горной,
Поднявшей к небесам убор,
Свидетельствует пепел черный,
Что некогда здесь тлел костер.
Портрет дамы
Посв. общим знакомым.
В глазах спешат назойливые тени
Каких-то дел ненужных, как она,
Всегда заботой суетной полна,
Исполненная бесконечной лени.
Ей так далек напев и звук осенний!
Ей так смешна чужая тишина!
Так в заводи случайная волна
В камыш, уставший от глухих волнений,
Нещадно пеной бьет. Старухи месть –
Тупая сталь, припрятанная в лесть.
В чужую весь своей тропой избитой
Она несет бессмертной сплетни яд.
Так в комнаты сквозь двери приоткрытой
Ползет из кухни едко-смрадный чад.
Сирень
Я схожу по узкой лестнице
Шатка ветхая ступень
И в саду, как счастья вестница,
Клонит долу ветвь сирень.
Пронизало златотканое
Солнце твой покой и тишь.
Что ж, сирень благоуханная,
Ты не радостно молчишь?
Не грусти, что тучи чорные
Север дальний облегли
И что молнии узорные
Протянулись до земли.
Я с молитвой робкой падаю
На колени пред Творцом:
Осени, Господь, отрадою
Тихий сад и тихий дом!
Не позволь в сирень лиловую
Буре злой пролить свой яд.
Да пройдет гроза суровая,
Не задев спокойный сад!
Пронеси грозу летучую,
Дай мне сладостно уснуть,
Лик склонив в сирень пахучую,
Как к любовнице на грудь.
Клавесина звуки
М. КУЗЬМИНУ
ПОСВЯЩАЕТСЯ
«Иль тоны повторяешь
Пиччини иль Рамо».
А. Пушкин.
В гостиной
Обои старинные, дымчато-дымные,
Перед софою шкура тигровая,
И я веду перешопоты интимные,
На клавесине Rameau наигрывая.
Со стены усмехается чучело филина;
Ты замираешь, розу прикалывая,
И, вечернею близостью обессилена,
Уронила кольцо опаловое.
Гаснет свет, и впиваются длинные
Тени, неясностью раззадоривая.
Гостиная, старинная гостиная,
И ты, словно небо, лазоревая.
Ночь… Звоны с часовни ночные.
Как хорошо, что мы не дневные,
Что мы, как весна, земные!
Отвергнутый
(В витрине игрушечного магазина)
Милая девочка с голубою вазой!
Ах! Отчего я чумазый!?
Если бы не был я трубочистом с грязной лестницей,
А за плечами не висела бы метла –
Я бы упал на колени перед прелестницей
И – может – скатился бы со стола,
Разбилось бы сердце из севрского фарфора
И только обломки взглянули бы из-за портьер.
Я бы похитил золото детского взора,
Но – увы – я не викинг и не кондотьер.
Милая девочка с голубою вазой!
Ах! Отчего я чумазый!?
Черный лебедь
С елки тонкой и пахучей,
Золотой
Черный лебедь мне на намять
Дан тобой.