Нет уже и школы - расформировали, а здание отдали под какое-то госучреждение, нет и традиции этой. Но на изломе осени часто вспоминаются те дни - далекие, и кажется, что - счастливые.
Художнице и поэтессе
Художнице и поэтессе, спящей в готическом храме, сны прилетают белые, где шапки снегов пуховые надвинули хмурые кручи. Так, за синью и стынью неба - конечно же, лучше. Вдалеке от шумных процессий, от арлекинов и коломбин, ей снятся багровые тучи туманных вершин. И рассветное небо в уборе индейских перьев, и пыльный ковыльный дух диких пустынных прерий, скаты крыш, поросшие мхом и клевером. Сны эти - вещие, сны - знаки миров далеких, и просыпаясь, художница напишет в блокноте стихи, и птицы-слова взлетят выше шпилей и башен, над миром, который ее словами окрашен.
Вино и бабочки
В кровавой ванне нет пены, лишь лепестки цветов. Не потерплю твоей измены... Прошу, твой ужин на столе. Готов. Мышьяк давно тоскует в кубке терпкого вина. Не стоит целовать меня сегодня в губы - испей вино до дна.
Я растворяюсь в ванне крови, и чья она - не знаю. Не смою, не сотру. Но эта кровь - другая. Она - как жизнь, целебная вода живая. Молчи, не будем говорить. Сегодня ты отравлен моим ядом. А помнишь?...
Помнишь тот пикник, в беседке, что увита виноградом? На мне муслин и кружева, в руках ажурный зонтик... Свежа и зелена трава, и ветерок... Весна! Играет солнце тонкими лучами в волосах, и ты залюбовался мною. А я тобою любуюсь...
Какой же долгий срок! Так много лет и зим, и весен. Сегодня скучный серый день, сегодня осень. Уходит свет. В камине разожжен огонь, и пламя пожирает листья. Прости.
За что прощать? За этот яд, за дни и ночи, за мой тоскующий и отрешенный взгляд. Ты прав, давно нет мочи идти вперед, но не повернуть назад.
Я растворяюсь в ванне крови. Срывает ветер тонкий шелк с окна, и я одна, а ты в иной Вселенной, но рядом. Выпей моего вина. Мускатом пахнет и ванилью. Цедит фонарик на столе прозрачный свет. И бабочки вокруг - слетелись на огонь. А боли нет.
Молчи. Сегодня день без слов. И в ванне кровь уходит в сток. Фонарик гаснет. Спи, и сладких тебе снов...
Питер
Питер дрогнет в застывших лужах, но его гранит - холоднее льда. Вечер приходит, вечер снова простужен, он зябко жмется к квадратам света в подвалах и чердаках. Питер стынет в потоках ветра, забравших все на свете тепло. В сети проводов запутались город и небо, которое - слишком близко, которое - так далеко. Такая ясность, зима спустилась, сгустилась вечность до рези в усталых глазах. А Питер молчит, но Питер готов услышать, готов - молчаливо и скупо - тебя поддержать.
Стоять перед морем
Музыка пришла так неожиданно и так странно, что Лорна застыла от неизъяснимого волнения, прислушиваясь к этим знакомым звукам, к рокоту моря, к шелесту листвы, шороху песка под ногами, к полным одиночества и тоски звукам, в которых было все: легкие облака, что рвутся в вышине, травы, шуршащие от ветра, пасмурные теплые дни. Миг - и она стоит на берегу у кромки сероватой пены лицом к бескрайней зыби волн, и так неясна черта, отделяющая море и небо, что кажется, будто нет ни того, ни другого - только бесконечность света, мягкого и ясного. Музыка была криком чаек над головой и прохладным бризом, оставляющим вкус соли на губах, узором из камней и ракушек на песке, маленьким крабиком, что пугливо бежал прочь от ее тени. Нет стен комнаты, и их палевые и голубые оттенки вдруг стали пустынным берегом, водой, небом, облаками.
Лорна слушала и слышала, и сердце ныло от необъяснимой не то тоски, не то боли по тем временам, что ушли безвозвратно, по тем хрупким мгновениям истинного счастья, которого больше ей не испытать - разве что иногда, очень редко, как награду - или наказание.
О если бы вернуть юность! Но она знала: все снова сложится точно так же, и она снова пойдет этой дорогой, сбивая ступни в кровь. И в итоге она окажется здесь, в своем холодном доме, его холод не скрыть коврами, этот холод - в ней самой, будто она когда-то очень давно легла под лед и снег и так и не проснулась, как красавица в детской сказке.
Дожди и слезы, солнце и апельсиновые деревья, ухоженные виноградники ее родины, радости и печали, улыбки и слова, бесконечные разговоры с друзьями, звездные ночи и безмятежные дни, когда хотелось одного - жить! Жить каждой частичкой тела, впитывать жизнь, боготворить ее! Вот что было в той музыке, что слышалось Лорне, и она была вовсе не здесь, не в городском доме, она была в другом времени и пространстве, там, где осталось ее счастье.