Берите бусы яркие мои
Берите бусы яркие мои - мне ничего для вас не жалко. Возьмите золото одежд и россыпи рубинов в сырой и ржавой утренней листве. Нагая, я пойду по свету, накинув старый рваный плащ. И там, где буду я легко ступать, там вы увидите серебряное кружево, прозрачное и легче паутины. Раздам все краски - вам, и вам, и вам - вы не стесняйтесь! Это все бесплатно. В дар. Соперницам - шелка и жемчуг утренних морозов. Несчастным, тем, кто в горе и отчаянье - кленовых листьев бархатной ковер, что под ногами рассыпается, шурша. Я к краю мира подойду, пусть ветер сорвет с меня последние лохмотья, обнажив худое и болезненное тело, иссушенное горем до костей, которые рассыпятся в труху, как только дунет временем и тленом дыхание богов. Исчезну, растворюсь, что б вновь родиться, в красе своей превосходя других, не юная, но не старуха вовсе. И снова будет ярким золотом сиять убор богатый, и снова я его отдам, как прежде - в дар.
Шиповник
Из окна было видно, как цвел шиповник. Неистово, буйно, будто в последний раз. Одетый в колючие доспехи, он тянулся к солнцу, к небу - из темноты и сырости. В темноте и сырости, затканной паутиной, проходила жизнь принцессы Изабель. Окошко полуподвала смотрело во двор, на старые обомшелые камни, и единственное, что, кроме камней, можно было увидеть - это цветущий куст шиповника. Так Изабель поняла, что пришла весна. Ломкий лед зимних дней давно треснул, давно в лужах отражалась синь и белые круглые облака, но весна пришла именно сейчас. Изабель смотрела, как скачут и дерутся в лужах воробьи - так беззаботно, так весело. А у нее была темная комната со старым зеркалом в резной раме - только и всего. Изабель была красива. Даже в заточении, пока ее рыцарь где-то убивал дракона, ее милый рыцарь, что так далеко и так близко! Она говорила с ним через зеркало. Но видела только свое лицо, глаза шоколадного цвета, губы и волосы, заплетенные в косу. "Я жду тебя, жду, приди, освободи..." - шептала она зеркалу. Отражение смотрело мудро и понимающе, прятало горькую усмешку. Оно не могло ответить. * * * - У вашей бабушки расстройство личности, - вздохнул мистер Дьюи. - Она все время смотрит в это зеркало. Лекарства ее успокаивают, но ненадолго. Я кивнул, глядя на бабулю. Она сидела, прямая, будто на обеде с королевой. Царственно кивала отражению и улыбалась. Луч света лежал на ее белых-белых волосах, как корона. Когда я вышел из больницы, я увидел, что под ее окном цветет шиповник - неистово, буйно, продираясь сквозь сырость и темноту - к свету.
Город спит
Город спит. С реки наползает туман, его руки протягиваются вдоль улиц, касаясь влажными пальцами темных окон, за которые им нет хода. Он цепляется за деревья, рваными клочьями висит на проводах, сворачивается клубочком в гулких колодцах пустых двориков, скрывает, обманывает. Все кажется изменчивым, искажается в его завихрениях, и встают одна за другой призрачные громады, но тут же исчезают от малейшего дуновения.