Выбрать главу

— Это кто?! Я спрашиваю вас — кого вы привезли?!

Меншиков вытаращенными глазами смотрел на сваленный с коня труп в окровавленных царских ризах и бармах — алая кровь на расшитой золотом парче смотрелась жутко. Палашами рубили драгуны яростно, но голова осталась целой — так что сейчас Александр Данилович с оторопью смотрел на искаженную предсмертную маску, в которую превратилась совершенно незнакомое ему лицо.

После яростного выкрика «светлейшего» перед домом воцарилась тишина — гвардейцы и драгуны столпились возле трупа, ликование на лицах пропало, сменившись изумлением. И лишь когда послышалась отдаленная ружейная стрельба, залповая и весьма ожесточенная, Меншиков от звуков пальбы пришел в себя и принялся отдавать приказы…

Глава 3

— Выноси, Сивко, ячмень с пивом тебе гарантирую!

Конь сильно поддал, перейдя в галоп — Алексей низко склонился в седле, цепко ухватившись за гриву. Сейчас он боялся только одного — вывалиться из седла при такой скачке с препятствиями гарантирует если не смертельный исход с несовместимыми с жизнью травмами, то уйму переломов, после которых, если даже выживет, то станет полным инвалидом.

Оглянуться назад молодой царь боялся, однако понимал, что погоня вряд ли приблизилась — драгунским низкорослым лошадкам, что славились выносливостью и неприхотливостью, но не резвостью в аллюре, до казацкого степного красавца было далеко. Однако, чуть приподняв голову, когда Сивко снова вынесся на обширнейшее поле и пошел наметом, Алексей задохнулся от накатившего на душу страха — далеко впереди рассыпались всадники в драгунских мундирах.

«Обложили со всех сторон?! Почему Сивко к ним скачет, дурак?! Сам дебил — лошадь гораздо умнее тебя, и понимает где друзья и враги! Вон „буденовки“ и „разговоры“ тоже виднеются — „стремянные“. Такой сводный отряд ни в одном „маскараде“ не придумают!»

Сивко стал сбавлять ход, снова перейдя на рысь, и Алексей смог оглянуться. К его несказанному удивлению лошадь шла следом, отставая на десяток шагов, а казак не вывалился из седла, а цепко держался за гриву. Но, судя по болтающейся голове, Остап либо потерял сознание, или еще держался из последних сил. А конные стрельцы приближались, и что характерно, еще никто из них сабель из ножен не выхватил.

— Черкасы! Где царь?!

«Стремянные» обложили Сивко со всех сторон — умный конь встал как вкопанный, мотая головой и фыркая, а сам Алексей нашел в себе силы только поднять голову и прохрипеть всплывшую из памяти фразу:

— Азм есть царь…

Такого всеобщего ликующего вопля он еще никогда не слышал, даже при коронации — стрельцы, казалось, сошли все разом с ума от безмерной радости, узнав его голос и увидев лицо.

«И чего они так беснуются?!

А ведь радость искренняя плещет — да оно и понятно, ведь моя смерть и для них неизменная и неотвратимая погибель. На милость Петра мои верные сторонники рассчитывать не могут, если сразу не казнят, то пытать долго будут. Потом, в лучшем случае, на строительстве Петербурга всех загонят, и там до смерти трудиться будут!»

Его бережно сняли с седла, прощупали на предмет ранения, укутали в стрелецкий кафтан, как только увидели что одежда на царе мокрая. Алексей же прохрипел, чувствуя, что ему нужна «доза».

— Казака обиходьте, ранен он, перевязал, как мог. Конь спас — через реку переплыл со мною. Там фляга у седла, дайте!

Добрый глоток горилки окончательно привел Алексея в чувство — и он отдал флягу. Посмотрел на раненного черкаса — вокруг него хлопотали. А еще увидел две кареты, что приближались по дороге — то князь-кесарь спешил, только «стремянные» были у него в конвое и охраняли молодую царицу в дороге — но жена сейчас в Коломенском находилась.

— Злодеев имать, если оружие не сложат, то бить смертным боем! Меншикова живьем брать, он в Звенигороде! Живьем!

— Возьмем, государь! Князь-кесарь уже полки туда двинул, приказал всем вас, царь-батюшка, искать с тщанием, — стрелец с тремя капитанскими «кубарями» бережно поддерживал Алексея под локоть. В то время как трое его подчиненных уже освободили его от всяческой одежды и растирали тело горилкой, щедро наливая ее в ладони. А затем быстро и ловко переодели его сухое и новое белье, непонятно откуда взявшееся. И тут же засунули в карету, где он попал в объятия тестя.