Это бурундучку слова кошачьи не по нраву пришлись. Сидел он на ветке, историю слушал, а тут обиделся за царицу да и возмутился вслух на свой бурундучий лад.
Но Акусилая просто так с мысли не собьёшь:
— В общем, стала Василиса красой своей любоваться, а Морена тут как тут: "Прости, государыня-царица…"
— Постой-постой, — опомнилась Миля. — Я же это всё во сне видела!
Фыркнул кот:
— Так ты у нас ясновидящая? Прямо как щука. Она, понимаешь ли, тоже в нужный момент в нужном месте из воды глазок выставила и произошедшее между Мореной и Василисой лично наблюдала. Один я всё проспал. Щука мне потом рассказала, как нашу царицу-матушку в узилище препроводили.
Удивилась Миля:
— Она же волшебница — Василиса-то! Неужели ничего сделать не могла?
— Так она не такая волшебница, чтобы щелчком пальцев горы воздвигать, — объяснил кот снисходительно. — Волшебство её от ума да учёности. Для обычных случаев довольно, а для прочих щука есть и ещё чудеса всякие. Книга моя, к примеру. Или ковёр-самолёт. Да и не любит царица сгоряча действовать. Подержали её в подземелье, видят, тихая старушонка, рассудительная — что казённый харч на неё тратить? Вывели за ворота и велели впредь на глаза не попадаться. Но в заборе-то у нас калитка потайная есть. Василиса через неё незаметно вернулась и в саду схоронилась. А с царём Василием такая история вышла...
— Знаю-знаю, — перебила Миля. — Мне Ярилка рассказывал.
— Так приврал, небось, иль умолчал о чём? Тайну свою выболтать побоялся.
Кашлянул смущённо Яромир:
— Ты прости меня, Эмилюшка. Не мог я тебе всю правду сказать.
— Потому как ходить ему тогда в щуках до скончания веков! — засмеялся кот. — В общем, дело было так. Морена не дура, на одно зеркало не полагается. Есть у неё дурман-трава. От травы этой, ежели долго её принимать, человек делается послушным да уступчивым. Стала Морена по утрам царю-батюшке зелье своё в мёд подливать, да не ожидала, что он к пруду прогуляться выйдет, а щука ему всё про Василису и выложит. Царь не то чтобы не поверил, но решил перво-наперво с супругой словечком перемолвиться. Стал вопросы ей задавать — о прошлом их совместном да о таких вещах, какие только муж с женой друг о друге ведать могут. Поняла Морена, что проверки ей не выдержать. А у царя имелся бурундук ручной...
Замолчал кот, на бурундучка уставился.
— Так это... — ахнула Миля.
— Батюшка мой, — вздохнул царевич.
А бурундучок Миле с ветки торжественно поклонился.
— Но где же царь? То есть бурундук. И почему Морена сама в царя не обратилась? Сразу бы себя от хлопот избавила.
— А не желает она в мужеском теле жить. Несподручно ей. Физиологические отличия, бытовые неудобства, гормональный фон другой, потребности новые. Женщины, понимаешь ли, начинают нравиться. А она этого не одобряет. В общем, навела Морена зеркало на бурундука, потом на царя. Дело двух секунд, а неприятностей куча.
— Каких неприятностей?
— А ты представь. Бурундук в теле царя верещит, по комнате скачет, драться лезет. Царь в теле бурундука глаза выцарапывает да к зеркальцу тянется. Схватила Морена поднос серебряный, бурундука в обличье царском по темени приложила, на царя в бурундучьей шкурке плащ накинула да скрутила так, что мешок вышел. А потом сгоряча весь фиал с дурман-травой в государев рот вылила. Чтобы, как очнётся владыка наш, ничего не вспомнил и наверняка покорным сделался.
Дело-то за малым оставалось — царя с бурундуком обратно местами поменять.
Начала Морена зверушку, царя то есть, из плаща доставать, а тот вырвался — и в окно. Ну и пусть! Тело-то царское у Морены. Скажет она, что мужа удар хватил, из-за этого он речь утратил и странен сделался. Царём-бурундуком проще командовать, чем царём-человеком. Спрятала она пленника своего в сундуке, ночью вынесла из сокровищницы ковёр-самолёт, закатала в него спящего и обратно по воздуху отправила. В сундуке-то тело царское найдут, а в сокровищницу иной раз месяцами никто не заходит. Думала Морена, полежит государь в ковре день-другой и очнётся. А он лежит и лежит. И день, и два, и три. И просыпаться не собирается.