Глава 10
Бах! Ба-бах!
Михайло Ломоносов поднял голову от нарисованной таблице, которую придумал сам, и в которую вносил характеристики нефрита. Они с Бернулли начали разбирать коллекцию, к которой привязался так внезапно нагрянувший государь Петр Алексеевич. Ломоносов тогда еще поразился, что какой-то юнец, одетый чуть ли не в доху, смеет приказывать таким крупным ученым, в окружение которых он сначала даже растерялся. Сейчас правда освоился, и уже даже начинал пока еще не слишком яростно, но спорить с тем же Бернулли, который принялся заниматься с ним первым. После долгих споров, Бернулли принял предложенную его учеником систему описания минералов, а также решил, что действительно можно отколоть от камней по небольшому образцу, чтобы изучить физические и химические свойства.
Бах!
— Да что там опять взорвалось? — пробормотал Ломоносов и, выбравшись из-за стола, направился в сторону звука. Возле дверей одной из лабораторий столпилась приличная толпа ученых, среди которых находился и учитель Ломоносова. — Что здесь такое случилось? — говорить приходилось на ломанном немецком, который он знал лучше, чем молодой Бернулли русский.
— Эйлер с ума сходит, — снисходительно ответил Бернулли. — Пытается всевозможными способами выделить газ, который будет легче пара и не будет взрываться. Правда, ему удалось какой-то получить, но никакая ткань не выдерживает его и в итоге происходит возгорания и взрыв. Бывает, правда и наоборот. И вот он теперь пытается изобрести что-нибудь принципиально новое.
— И что он сейчас делает? — Ломоносов был выше почти всех, столпившихся у дверей и частично в лаборатории ученых мужей, поэтому мог смотреть поверх их голов. После того как государь, Петр Алексеевич приказал избавиться от париков в целях безопасности, ведь большинство ученых были естествоиспытателями, смотреть поверх их голов становилось гораздо проще.
— О, он задался целью, воспользовавшись трудами Гилберта, Грея и этого сумасшедшего Франклина, получить газ в самом воздухе при помощи электричества, — Бернулли скептически хмыкнул. — Я ему того же Грея привел в пример и даже расчеты предоставил, явно указывающие, что ничего хорошего у него не выйдет, но он уперся как баран и заявил, что все дело в материалах. Теперь, насколько я понимаю, в ход пошли медная проволока, уголь и… что-то еще, не могу рассмотреть.
— Дьявол и все его дети, я заставлю тебя работать! — заорал в это время Эйлер и принялся крутить какое-то колесо, предназначения которого Ломоносов пока не понимал. Комната была частично в дыму из-за предыдущего неудачного опыта, и то, что было расположено на столе просматривалось плохо, но Ломоносов уже не в первый раз, наблюдая за опытами, параллельно изучая исписанные формулами доски, ощутил прилив благодарности к судьбе, которая наградила его высоким ростом, ведь только из-за того, что он возвышался над другими учащимися академии, с которыми прибыл сюда, он и привлек внимание государя, который славился импульсивными и нестандартными поступками, которые почему-то приводили этих ученых в восторг, ведь благодаря этим вспышкам плохого настроения, они уже столько нового узнали и открыли… Бильфенгер, например, вовсю развивает свой движитель и клянется, что скоро этот движитель потащит за собой колеса, приделанные к телеге и сможет в каких-то моментах заменить лошадей. И он Михайло Ломоносов ему верил. А еще был счастлив приобщиться и в какой-то мере поспособствовать рождению этих открытий.
Внезапно раздался треск, и негромко переговаривавшиеся ученые разом замолчали. В полнейшей тишине треск повторился, а часть стола осветилась ярким светом, который исходил по угольной дуге, расположенной между двумя металлическими конструкциями. От неожиданности Эйлер замедлил движение колеса и свет тут же начал тускнеть. Тогда он снова принялся крутить ручку и свет становился все ярче и ярче, очень ровно без всякой дрожи, какая бывает от свечи, освещая пространство вокруг. Потрескивание продолжалось, но, видимо, Эйлер раскрутил свою машину слишком сильно, потому что уголь в конце концов вспыхнул. Это произошло опять в полнейшей тишине, и все вздрогнули, когда треск оборвался и вспыхнуло пламя.
— Что это только что было? — прозвучал в тишине голос Бернулли старшего.
— Взаимодействие электронов? Но почему на уголь? — тут же раздалось со всех сторон и стоявшие в дверях лаборатории люди ломанулись внутрь, окружив доску с формулами как пчелы мед. Ломоносов же задумчиво нахмурившись подошел к пребывающему в прострации Эйлеру.