— Алле! — прозвучала команда, но никто из нас не спешил атаковать, внимательно поглядывая на соперника. Петька не выдержал первым и сделал выпад, который я довольно легко отбил.
— Я не хочу портить отношение с князем Черкасским, — предупредил я, и наши шпаги столкнулись, зазвенев и завибрировав.
— Я тоже, — Петька в этот момент уходил от моей атаки, поэтому слова были немного смазаны. — Если я испорчу с ним отношение, то он даже не станет рассматривать вариант меня в качестве зятя.
— Значит, решил свататься? — лязг металла ненадолго прервал наш разговор. Петька удвоил натиск, и я вынужден был отступать, чувствуя, как по спине течет ручеек пота. Когда казалось, что он вот-вот обозначит смертельный укол, я из очень неудобного положения сделал финт, и шпага вырвалась из Петькиной руки. — Туше, — кончик моей шпаги уперся прямо в центр грудины Шереметьева. Зафиксировав касание, я опустил шпагу, предварительно отсалютовав Петьке.
— Решил, — он кивнул, вытирая потный лоб. — Негоже друзьям от государя своего отставать в таких делах.
— Я хочу сам сватать тебя идти, — объявил я опешившему от такого заявления Петьке. — По всем правилам и обычаям. «У тебя товар, у нас купец». Это будет весьма интересный и полезный опыт.
— Хочешь повеселиться за мой счет государь, Петр Алексеевич, — пробурчал Петька, насупившись, глядя на мою смеющуюся рожу.
— Хочу, — я не стал отрицать очевидного. — А еще я думаю, что это очень удачная партия для тебя.
— Я тоже так считаю, — и Петька снова вытер лицо.
— Иди помойся, а то как зазнобе попадешься воняющий, аки козел, — я протянул шпагу Роже. — Спасибо.
— Это был прекрасный бой, ваше императорское величество, — он раскланялся, я же только кивнул в ответ и вышел, чтобы тоже смыть с себя пот и следы прошедшей ночи.
После завтрака, пройдя в кабинет, я увидел Митьку, сидящего на своем законном месте.
— О как, я тебя уже простил? — я подошел к его столу и сел на стоящий рядом с ним стул.
— Похоже, что так, — Митька отложил в сторону бумаги, которые в этот момент разбирал. — Поздравь меня, государь, Петр Алексеевич, я теперь масон и мастер Московской ложи.
— Поздравляю, — я протянул руку и хлопнул его по плечу. — А меня к себе возьмешь?
— Буду присматриваться, прежде чем решить, подходишь ты нам, али нет, — важно протянул Митька, а мне захотелось его треснуть чем-нибудь тяжелым.
— Я упрощу тебе задачу, — я поднялся и посмотрел на него с насмешкой, — пиши назначение своему патрону, в Астрахань. Я его назначаю ответственным за создание оборонительных линий супротив крымчаков, под названием, ну, скажем, «Вольная каменская», — и заржав, направился к дверям своего кабинета. — Лерхе ко мне, как можно скорее. Хочу загрузить его дополнительной работой в добавок к уже существующей.
— Тут такое дело, государь, — Митька убрал с лица улыбку и стал предельно серьезным. — Меншиков Александр Александрович, с сестрицей Александрой Александровной прибыли не далее, чем позавчера. Дома у них нет, я приказал, пока тебя, государь, не было, поселить их в южном крыле. Да вместе с ними Бакунин наконец-то объявился.
— Твою мать, — я взялся за дверную ручку. Я, признаться, забыл совсем про молодого Меншикова. Точнее, не так. Я знал, что они с сестрой скоро приедут, но почему-то думал, что это случится очень не скоро, так в далеком будущем, очень отдаленном. Но откладывать эту встречу и потом в течение дня постоянно о ней думать? Нет уж, нужно все решить, и как можно быстрее. — Зови его. Прямо сейчас поговорим.
Пока Митька выполнял приказ, я стоял у окна и смотрел н улицу. Настроение, бывшее еще утром таким замечательным, стремительно портилось и уже грозило подобраться к нулю.
Дверь открылась и снова закрылась, впустив посетителя. Я медленно обернулся. Мы ведь почти ровесники, он на год с небольшим меня постарше будет. Я медленно обвел Александра Меншикова изучающим взглядом. Он выглядел старше своего возраста. Длинные неопрятные волосы, соломенного цвета, небрежно собранные в хвост. Глубоко посаженные темные глаза, крупный нос и россыпь веснушек на скулах, которые были видны даже на фоне загара. Одет он был в старую, но довольно опрятную военную форму, с которой были срезаны все знаки различия.
— Что так смотришь, государь, Петр Алексеевич, — голос был хриплый, прокуренный. — Не нравлюсь?
— Да не особо, — ответил я, снова оглядывая Меншикова.
— Ну так я и не девка, чтобы нравиться, — он пожал плечами. — И что решил ты с нами делать? Ведь не затем вызвал, чтобы снова выслать и окончательно где-нибудь сгноить?