—… Венчается раба Божия Елизавета рабу Божиему Петру, во имя Отца и Сына и Святаго Духа, Аминь… — золотое кольцо, совсем простое, тонкий ободок без малейших украшений наделся мне на палец дрожащей рукой, которую я незаметно пожал, ободряя Филиппу.
Из Англии курьер привез кусок каменного угля. Который уже начали понемногу применять ушлые англичане. Я знаю даже, где его взять. Вот только в Сибири это пока проблематично, а западнее… хм, как бы не еще проблематичней. Сечь прекратила быть и восстанавливать я ее не собираюсь, так что практически вся территория, где можно добывать уголь сейчас под нагайцами, а те, которые чуть севернее расположены, завоеваны совсем недавно, и там пока нужно порядок навести. Так что, это еще один повод для меня Крымского хана за гланды взять. Чтобы добывать уголь, который держит достаточную температуру, чтобы сталь можно было плавить. Или все-таки Сибирь? Черт, надо с Демидовым списаться. Если впряжется, то потомственное дворянство он, считай уже отбил, а за дорогу я его графом сделаю.
—… Положил на главы их венцы, — на голову лег венец, который все это время держал над моей головой Петька. Я покосился на Филиппу, которой венец был немного большеват и так и норовил сползти на лоб, но она мужественно терпела это неудобство.
Больше думать было не о чем, потому что нам сунули под нос чашу с вином, из которой следовало отпить, а потом наши руки связали епитрахилью, и повели вокруг алтаря. Мальчишки Толстые едва успевали за нами, неся длинный тяжелый шлейф платья Филиппы. После этого с нас сняли венцы, предупредив, что они как бы снимаются на восьмой день, и объявили мужем и женой, разрешив мне поднять фату и поцеловать уже жену.
Откинув тончайшее кружево, я несколько секунд смотрел на нее, затем наклонился и прошептал прямо в губы.
— Какая ты красивая, как же мне повезло, — после этого поцеловал. Все. Аминь. Она моя жена, и пускай Филиппок хоть собственное жабо сожрет. Не мои проблемы, что он оказался идиотом, проворонившим такое счастье.
Глава 20
Почти месяц гардемарины отрабатывали на практике все то, чему их учили уже почитай год. Алексей Белов уже и не помнил, когда он столько лазил по реям, расправляя самые настоящие паруса. Но даже мытье палубы не так сильно его утомляло, как нытье некоторых представителей знатных фамилий, коих отцы сунули в школу, как только узнали, что без надлежащего образования по повелению государя Петра Алексеевича, путь на службу заказан для всех. Да еще и окромя этого, без службы ко двору почитай, что и вовсе не допускали. А все потому, что Петр Алексеевич был категорически против праздного образа жизни. Как признался Мордвинов, который прикатил бочку вина в школу и велел устроить выходной в честь женитьбы государя, Петр Алексеевич, в то время как был в Петербурге по делам, в сердцах сказал ему и Сиверсу Петру Ивановичу, что ему надоело то, что он работает с утра до ночи, а кто-то может позволить себе праздно развлекаться. Сначала чуток подвыпившие гардемарины даже не поверили, ну чем может быть таким занят император, пока он Лешка Белов не рассказал, что не хотелось бы ему самому вот так ничего не делать. Уж лучше по реям лазить и палубу драить, чем сидеть по макову в бумагах в то время как тебе с двух сторон что-то пытаются донести и при этом переорать друг друга. Что тогда поразило Белова, это то, что сам государь вроде бы даже слышал этих двоих, говорящих одновременно и даже понимал, что они орут. При этом он читал какую-то бумагу, написанную на иноземном языке. Это произошло в тот раз, когда Мордвинов отправил его отдать какие-то бумаги во дворец.
Вообще ставки Белова в школе возросли еще в тот самый раз, когда государь приехал с визитом. Он тогда не шутил, когда сказал, что сопровождать и все показывать ему будут Семен Иванович и он гардемарин Белов. Слушать государь умел и очень внимательно выслушивал все пояснения, которые давал ему заикающийся, бледный гардемарин, иногда лишь ободряюще улыбаясь, и даже не подозревая, что заполучил одного из самых преданных своих офицеров, у которого стал едва ли не кумиром.
Отработка всех навыков и первые выходы в море производились, как только ледоход прошел. И вот сейчас в начале мая два фрегата вышли в море, чтобы совершить свой соревновательный заход.
Ролями составленная из гардемаринов команда менялась каждые два часа, и каждый из них знал свое расписание. В данный момент роль капитана фрегата «Стремительный» досталась ему Алексею Белову, и он уверенно вел корабль в море. Их фрегат обгонял фрегат «Елизавета», доставшийся команде соперников уже почитай что на пару-тройку миль и Белов уже предвкушал, как они сойдут на берег победителями. Рядом с ним на мостике стоял Василий Алексеевич Мятлев, которого перевели сюда в Петербург вместе с Морской академией из Москвы, и прочили пост в обновленном Адмиралтействе. Сейчас же капитан первого ранга стоял рядом и фиксировал все правильные и неправильные действия гардемаринов, что вели корабль, в небольшую книжицу, кои завели уже почитай все офицеры, глядя на государева секретаря Кузина, который вечно что-то в подобную писал, дабы не слишком на свою память надеяться.