— Конечно, сейчас как раз мадам Жером проводит свое занятие, — и директор закатил глаза, демонстрируя тем самым, как именно он относится к подобным занятиям. — Но, уверяю, государь, девочек учат не только этому… этому… бесстыдству, — наконец подобрал он нужное слово. — Они постигают множество наук, включая иноземные языки, письмо, их учат писать так, чтобы почерк сам превращался в предмет искусства…
— Их конечной целью будет добыча информации, — перебил я пытающегося оправдаться директора. — И тут любая мораль всегда будет отступать на второй план.
Директор поправил в руках мои теплые вещи и без разговоров отворил дверь, одновременно делая знак, чтобы урок продолжался.
Девушки осваивали веер. Я смотрел, как они раскрывают эти произведения искусства, из драгоценных перьев и самоцветов. Как они прикрывают им лица, как играют, пропуская перышки между пальцев. Это… завораживало.
— Всегда улыбайтесь, когда разговариваете с кавалером, девушки, — мадам говорила правильно, не коверкая слова, но все же легкий акцент и грассирующий «р» выдавал в ней француженку. Маленькая, изящная и приятно округлая в нужных местах, очень красивая темноволосая и темноглазая, чем-то неуловимо напомнившая мне Филиппу, учительница будущих шпионок подняла руку с закрытым веером и резким движением, от которого я вздрогнул, раскрыла его. Нижняя часть лица оказалась закрытой, и она продолжила говорить. — Улыбку слышно в голосе, даже, если губ не видно, — и она была, черт ее возьми, права. Одета она была просто, декольте весьма строгое, я бы даже сказал пуританское, никакой пошлости ни в одном ее движение не было, но… даже меня пробрало. Я увидел краем глаза, что Голицкий выдохнул и вытер рукой вспотевший лоб, а Репнин и вовсе отступил в сторону. Как-то так получилось, что я остался стоять перед обольстительницей впереди всех. Почти один на один. А она тем временем подошла ко мне, и присела в глубоком реверансе. Когда же выпрямилась, то проворковала. — Я учу девушек, что нельзя всегда надеяться на женские чары. Ведь однажды на их пути может оказаться кто-то вроде вашего императорского величества, и тогда любая из них вынуждена будет отступить.
— Почему? — я снова слегка наклонил голову набок. Чертова реакция, доставшаяся мне вместе с телом. Петр похоже всегда вот так наклонял голову, когда нервничал.
— О холодности вашего величества уже начинают слагать легенды, — она снова подняла веер. По глазам тоже можно было увидеть лукавую улыбку.
— Легенды лгут, — я тоже улыбнулся краешком губ.
— Так ли это? — ах ты стерва, чего ты добиваешься? Хочешь провести урок перед своими невинными крошками? Ну хорошо, я тебе помогу. Обхватить ее за плечи и прижать к стене было делом двух секунд. Никто даже не понял, как это произошло. Я наклонился так, что мои губы почти коснулись ее уха и негромко произнес:
И только тогда я отодвинулся, а застывшие на одном месте Голицкий и Репнин едва заметно выдохнули, видимо решив на мгновение, что у их государя крыша поехала. — Английские барды могут быть весьма впечатляющи, правда? И некоторые не слишком порядочные мужчины весьма охотно привлекают их к себе на помощь. А легенды все же чаще всего лгут. Дамы, вы настолько все прелестны, что, попав случайно в этот класс, невольно начинаешь думать, что даже не понял, как умер и попал в рай. Но столько красоты на наши неокрепшие мозги все же многовато, поэтому, спешу откланяться, — и поклонившись, я вышел в коридор, а за мной потянулись уже остальные.
В полном молчание мы прошли к выходу. Директор все порывался что-то сказать, но я остановил его, подняв руку.
— Я действительно впечатлен, Владимир Яковлевич, да, впечатлен. Думаю, что подробности я узнаю у Андрея Ивановича, а оценить искусство ваших учеников смогу, когда они начнут покорять мир. Но на этом я прерву свой визит, потому что мы действительно заехали сюда, уже направляясь обратно в Москву. Всего наилучшего, — и забрав у него дубленку и шапку я, даже не одевшись как следует, вышел из дворца на улицу. И только оказавшись на крыльце, застегнулся и поправил шапку.
— Быстро же ты сбежал, государь Пётр Алексеевич, — Репнин усмехнулся. — Но когда ты энту мадам схватил, я уж думал…