Со своей новой внешностью я чувствовал себя в городе вполне безопасно. Единственно, кто мог проявить ко мне интерес — это караульные, задержавшие меня во дворе предка, да и тем нечего было мне инкриминировать. Теперь же мои подвиги видело множество людей, и даже женская одежда стала плохой защитой. Народ лица своих героев обычно запоминает.
Добравшись до Невы, я пошел вдоль берега в направлении центра города, высматривая перевозчиков. Мне нужно было вернуться в пансион непременно раньше своих спутников. Никаких новых дел ни с Рогожиным, ни с подлым Родионом Аркадьевичем я иметь не желал.
Перед Марьей Ивановной я выполнил свой долг и, как мне кажется, с лихвой. Осталось забрать свои вещи и, главное, деньги, после чего слинять оттуда по-тихому.
Как на грех, первого свободного лодочника я увидел минут через десять, когда уже начал не на шутку нервничать.
Как всегда, когда очень торопишься, время тратится совершенно впустую — сначала я ждал, пока лодочник, не торопясь, подплывет к топкому берегу, потом поможет мне забраться в свою шлюпку и не спеша повезет к противоположному берегу.
Только оказавшись на Васильевском острове, я успокоился. Обогнать меня мои спутники не могли никаким образом. У меня создавался даже запас времени, чтобы, не вызывая подозрений поспешностью, спокойно попрощаться с хозяйкой и съехать с квартиры.
Милая фрау Липпгарт очень расстроилась, увидев меня одного, да еще и во встрепанном состоянии.
— Почему вы есть один, что у вас происходить? — воскликнула она. — Где есть фрейлейн Мария и милый херр Рогожин? Они обвенчаться?
— Все зер гут, фрау Липпгарт, — успокоил я ее. — Обвенчались и скоро приедут, Вы не видели моего брата?
— Нет, принце Хасбулат не приходить наш хауз.
— Как только он придет, передайте ему, что заболела наша любимая мама, и нужно чтобы он срочно к ней приехал.
— О, хворать ваш либен мутер! Это не есть хорошо! Вы уезжать мой пансион, это тоже не есть хорошо!
— Не беспокойтесь, мы скоро вернемся, — обнадежил я расстроенную хозяйку. — Мы платить деньги за свой номер, — перешел я для лучшего взаимопонимания на ломанный русский язык. — И мы давать вам презент!
Не откладывая дела в долгий ящик, я протянул фрау сотенную бумажку из запасов Сил Силыча.
— Еще прошу передать от имени брата деньги на приданное Марье Ивановне. Только отдайте их, когда будете с ней вдвоем.
Увидев пачку сторублевок, бедная Липпгарт совсем разомлела:
— Ваш брат принц есть благородный русский князь! — воскликнула она.
— Вашими бы устами да мед пить, — ответил я сложной для ее понимания пословицей.
Оставив хозяйку упиваться участием в романтическом, сентиментальном приключении, я спешно прошел в свою комнату и переоделся в мужское платье.
Однако чтобы не вводить фрау в ступор, повязал голову платком и надел свой многострадальный салоп. Потом связал вещи в узел, замотал в них «сидор» с деньгами и торопливо покинул этот гостеприимный кров, где, надеюсь, нашла свое семейное счастье симпатичная мне фрау Мария. О судьбе Ивана Ивановича Рогожина я не думал, понадеявшись, что, под управлением жены, он когда-нибудь, возможно, и превратится в человека.
Глава восьмая
На свою «конспиративную квартиру» на Мойке я ехал по всем правилам шпионских романов. Три раза менял экипажи, в крытом фиакре окончательно преобразился из женщины в мужчину и поменял в модной лавке на Невском проспекте свою старую одежду на новый элегантный костюм. В парикмахерской на Большой Морской купил самый отпадный парик и в трущобную комнатушку в меблированных комнатах, прибыл как король на именины. Теперь я выглядел полным франтом, чем и привлек пристальное внимание хозяина малины.
Не успел я войти в свою каморку, как этот достойный соотечественник явился с визитом и предложением помочь мне потратить лишние деньги.
Хозяину на вид было лет сорок.
Главной его достопримечательностью, по-моему, была голова, расчерченная надвое узкой, длинной лысиной.
— Изволите пребывать всем в довольствии? — спросил он, входя в комнатушку, слегка освещенную крошечным окошком, примостившимся под самым потолком.
— Изволю, — кратко ответил я.
Думаю, что почтенного домовладельца именно эта часть разговора совсем не интересовала, а большее любопытство вызвал мой узел с вещами.
— Вы редко бываете дома, и я не имел чести лично выразить вам свое почтение, — пошел он с другого конца. — Изволите прибыть в Санкт-Петербург из дальних земель?
— Нет, всего-навсего из Курска.
— Имеете интерес в столице? — продолжал допытываться лысый ловчила, так и стреляя по углам глазами.
— С прошением в Сенат, — буднично ответил я. — Позвольте представиться, курский помещик Иван Иванович Рогожин.
— С прошением… — протянул домовладелец, тут же теряя ко мне значительную часть интереса. — Вы такие молодые, и уже помещик!
— По наследству получил, теперь сужусь, — расшифровал я свой интерес к Сенату.
— Изрядное именьице?
— Двадцать тысяч десятин и восемьсот душ!
Домохозяин невольно присвистнул.
— Хороший кусок! Я думаю, такому почтенному человеку обидно жить в этой каморке. У нас для чистых гостей есть достойные покои.
— Это пустое, — ответил я. — Мне здесь только переночевать. Я больше по ресторациям хожу. Уважаю, знаете ли, почтеннейший…
— Михайло Михалыч, — подсказал хозяин.
— Почтеннейший Михайло Михалыч, ресторации.
— Очень похвально, — одобрил хозяин, — особливо, что касается барышень…
— Барышнями тоже интересуюсь, потому как нахожусь в молодых летах.
— Это почтеннейший Иван Иванович, пустяк. Этакого добра мы вам можем предоставить, сколько пожелаете. Барышни — пальчики оближете! Чистые конфекты!
— Это хорошо! Барышни это всегда лестно! Особливо фигуристые! — окончательно перешел я на стилистику хозяина. — Как свое дело разрешу, так думаю у вас в Питере и жениться.
— И это приветственно. Особливо как на фигуристой…
— Вот это не нужно. Мне и без женитьбы барышень такого обличия хватит. Жениться нужно по разуму, на знатной персоне из самых первых аристократок!
— Душевно рад в таком молодом человеке видеть столько зрелой мудрости, — даже просиял от удовольствия Михайло Михалыч. — Ежели нужда есть, то и в знатное обчество-с ввести-с можно. Мы дорогим гостям завсегда услужить рады.
— Это весьма похвально, — надуваясь от детской спеси, солидно сказал я. — Только сами посудите, Михайло Михалыч, как мне на аристократке жениться, коли сам я, тьфу, Рогожин. Скажет, поди: что за такая рогожа, ни рожа, ни кожа!
— Это какая аристократка… Иной, что в годах, и за Рогожина выйти будет лестно. Тем паче при таком именьице!
— Мне это не подходит, — грустно сказал я. — Зачем на старухе-бесприданнице жениться. Мне бы самому князем или графом стать. Тогда другой разговор будет.
— Это как же можно князем стать? — вытаращил на меня глаза хозяин. — Князем нужно родиться.
— Не скажите. Ежели паспорт есть, а в нем написано: граф, мол, такой-то, или князь разэтакий-то, то и все дела.
— Так ведь жена узнает обман и к приставу потянет!
— Когда повенчаемся, поздно будет тянуть. Самой, поди, не захочется Рогожиной быть. Вот ежели бы вы, Михайло Михалыч, помогли мне такой документ получить, то я бы в долгу не остался!
Домохозяин задумался. Видимо, такой вид бизнеса, ему в голову не приходил.
— А как же геральдики? Там ведь все прописано.
— У нас на Руси сроду порядка не было, — высказал я зрелую для своего юного возраста мысль. — Тем паче в каждой губернии своя особая геральдическая управа. Пока в них разберутся, я сто раз жениться успею. Да и приписаться к какому-нибудь роду можно. Великое дело, одним князем больше, одним меньше!
— Да-с, хорошая у нас молодежь растет, — уважительно сказал Михайло Михалыч. — Такое не каждому старику в голову придет. Этак каждый захотел, и враз князем стал!